Статьи и речи - [21]

Вот какой класс увидел я в "Школе для нищих". Этим людям нельзя было доверить букварей, их можно было учить только устным способом; от них лишь с большим трудом можно было добиться внимания, послушания или хотя бы приличного поведения; их тупое невежество во всем, что касалось бога или их долга перед обществом было ужасающим - да и как они могли догадаться о том, что у них есть долг перед обществом, если это общество отреклось от них и дало им в наставники лишь тюремщика и палача! Однако даже тут, даже в душах этих несчастных уже удалось посеять какие-то добрые семена. Эта школа возникла совсем недавно и была очень бедна, однако она уже успела объяснить своим ученикам, что имя божье означает не только проклятье, и вложила в их уста псалом надежды (они его пели) на иную жизнь, которая возместит им горести и беды, перенесенные здесь, на земле.

Эта "Школа для нищих" еще раз и по-новому показала мне, с каким ужасающим равнодушием бросает государство на произвол судьбы тех, кого оно только наказывает, хотя с большей легкостью и меньшими расходами могло бы вырвать из тьмы невежества и спасти; мысль об этом и о том, что мне довелось увидеть в самом сердце Лондона, не давала мне покоя и в конце концов заставила меня сделать попытку обратить внимание правительства на эти заведения: в моей душе теплилась слабая надежда, что важность вопроса перевесит религиозные соображения - совет епископов, вероятно, нашел бы способ уладить это затруднение после того, как школам была бы предоставлена хотя бы небольшая субсидия. Я попытался - и по сей день не получил никакого ответа.

Написать обо всем этом я решил, увидев во вчерашней газете объявление о лекции, посвященной "Школам для нищих". Я мог бы придать моим заметкам иную форму, но предпочел обратиться к вам с письмом в надежде, что, увидев мою подпись, те из ваших читателей, которым нравятся мои романы, прочтут его и узнают то, чего иначе могли бы никогда не узнать.

У меня нет намерения хвалить систему, которой следуют "Школы для нищих", - она, разумеется, еще очень несовершенна, если вообще можно говорить о какой-то системе. Лично мне не нравится то, чему - насколько я могу судить - там учат: ученики получают слишком мало практических знаний и им преподают слишком много богословских тонкостей, непосильных для умов, не подготовленных к их восприятию. Однако я сам плохо исполнил бы тот долг, о котором хочу напомнить другим, если бы позволил, чтобы мои сомнения помешали мне воздать должное учителям этих школ или помочь им всеми скудными средствами, находящимися в моем распоряжении. Я не хочу касаться никаких щекотливых тем. Я просто обращаюсь к тем, кто щедро жертвует на построение храмов, с просьбой подумать и о "Школах для нищих"; посмотреть, нельзя ли уделить для них какую-то долю этих щедрот; понять и принять необходимость начинать с самого начала; самим разобраться, где нужно помочь христианской религии и подкрепить ее заповеди делом; и принять решение, опираясь не на теоретические рассуждения или чужие слова, а самим посетить тюрьмы и школы для нищих и составить собственное мнение. То, что они увидят, возмутит их, опечалит, внушит отвращение, но что бы они ни увидели, это и в тысячную долю не будет столь печальным, возмутительным и отталкивающим, как сохранение хотя бы на год того положения вещей, которое длится уже много десятков лет.

Предвидя, что наиболее важные факты, связанные с историей "Школ для нищих", станут известны читателям "Дейли Ньюс" из вашего сообщения о вышеупомянутой лекции, я, хотя и располагаю немалыми сведениями об этих школах, сейчас более на эту тему писать не буду. Однако я позволю себе вернуться к ней в дальнейшем при удобном случае.

Чарльз Диккенс

Среда, утро 4 февраля 1846 г.

НЕВЕЖЕСТВО И ПРЕСТУПНОСТЬ

Перевод И. Гуровой

Правительство недавно опубликовало весьма замечательный документ, наводящий на интересные размышления и содержащий много важных доказательств тесной связи преступности с невежеством. Это отчет о количестве людей, арестованных лондонской полицией, судимых, отпущенных на свободу и осужденных в 1847 году; кроме того, к нему приложены сравнительные данные с 1831 по 1847 год включительно.

В этом отчете приводятся подробные сведения о занятии или ремесле лиц, которые были арестованы в течение 1847 года. Хотя эти сведения нельзя назвать исчерпывающими, так как рядом с ними не приведены точные статистические данные об общем числе лиц, занимающихся в Лондоне соответствующим ремеслом, они все же очень любопытны. Из общего числа преступников-мужчин - без малого сорока двух тысяч, - на которое приходится семьдесят девять занятий и ремесел, двенадцать тысяч четыреста десять человек - рабочие, и одна двенадцатая часть их обвинялась в нарушении законов о бродяжничестве. Вторая по численности группа - матросы: свыше тысячи восьмисот человек. За ними следуют плотники, уступая им лишь на сотню человек. Потом - сапожники, которым не хватает до плотников человек шестьсот. Затем - портные, отстающие от сапожников на сто человек. Затем каменщики, которые в свою очередь уступают портным на сто человек. М в конце концов мы доходим до четырех помощников шерифа, трех священников и одного зонтичного мастера. Не менее примечательны также преступления, характерные для каждой группы. Так, из трех священников одни был пьян, другой вел себя буйно, а третий дрался на кулаках; точно то же инкриминировалось и четырем помощникам шерифа. Зонтичный мастер совершил убийство. Из пяти приходских старост один подозревался в растрате, другой был конокрадом, а трое нанесли оскорбление действием. Из шестнадцати почтальонов семеро крали деньги из писем, а шесть мертвецки напились. Мясники всем прочим преступлениям предпочитают простое рукоприкладство. Главная слабость плотников - пьянство, на втором месте - стремление наносить оскорбление действием подданным ее величества, а на третьем - склонность к мелким кражам. Портные, как всем нам хорошо известно, буйны и неустрашимы во хмелю. Служаки не всегда могут устоять перед искушением украсть. Плохо оплачиваемые модистки и портнихи чаще всего совершают проступки, либо связанные с проституцией, либо ведущие к ней.