Статьи и интервью, 2002 г. - [26]

Задолго до того, как в России стали проводить многопартийные выборы, латиноамериканские и африканские диктаторы обнаружили, что именно в «последний час» можно вбросить массу фальшивых бюллетеней или просто приписать к числу голосовавших нужное количество «мертвых душ», а затем со спокойной совестью сфальсифицировать протоколы. Это же обнаружили и наблюдатели. Именно поэтому данные о явке избирателей по часам полагается официально объявлять. Если обнаруживается, что в последний час-два голосуют несметные массы народа, смысл происходящего понятен: идет подтасовка итогов.

В России именно так, судя по отчетам, и голосуют. Весь день ходят на участки ни шатко ни валко, а в последние пять минут к урнам устремляются основные массы избирателей, иногда до двух третей официально принявших участие в голосовании.

После полудня в воскресенье я с удовольствием обнаружил в интернете сообщение о примерно 20% проголосовавших в Ингушетии. Можно было с уверенностью прогнозировать, что к вечеру объявят о 60% «волеизъявившихся» граждан, из которых примерно треть будет «мертвыми душами». Но то, что произошло в действительности, превзошло все ожидания.

Как назло, ингуши действительно явились к избирательным урнам и, что еще хуже, пытались до последней минуты опустить в них бюллетени. Единственным способом спастись от этой напасти для участковых комиссий было просто запереть участки.

В итоге у дверей, судя по сообщениям прессы, накапливались немалые толпы людей, тщетно пытавшихся пробиться к месту голосования. Увы, они не понимали, что выборы уже состоялись и результаты были подсчитаны задолго до рокового воскресенья.

Для того чтобы защитить права «мертвых душ», пришлось не допустить на участок живых людей. А это уже новое слово в избирательных технологиях.

В общем, все, как всегда, обошлось к наибольшему удовольствию Кремля, а новые методы, опробованные на Кавказе, можно будет столь же успешно и массово применить на просторах всей России.

Тем более что даже уличенные в фальсификации выборов чиновники и политики неизменно сохраняют свои места.

МАГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ

В Уругвае все делается не так, как надо, но идет так, как следует

Меня давно манило это красивое название - Монтевидео. На закрытии Всемирного социального форума в Бразилии десять тысяч женщин танцевали сальсу, но я этого уже не увидел: я летел в Уругвай.

Монтевидео встретил меня холодным ветром и моросящим дождем. Друзья, принимавшие меня, жили в микрорайоне серых бетонных многоэтажек. Плохо заасфальтированные дорожки соединяли здания микрорайона с обязательной детской площадкой и обшарпанным супермаркетом. Я почувствовал себя совершенно, как дома. Сходство дополнялось стоящими то тут, то там полузаржавевшими автомобилями, большую часть которых составляли привычные отечественные «Лады». Позднее на улицах города мне встретился даже «Москвич», тоже изрядно помятый, но, видимо, вполне пригодный для местных условий.

Разобрав вещи, мы погрузились в такой же ржавый «фиат». Одного крыла, одной фары и задних габаритных огней у этого автомобиля давно не было. Ветер дул сквозь дыры в кузове. Так здесь ездят многие. «Это машина для третьего мира», - объяснил сидевший за рулем профсоюзный активист. Дождь продолжал моросить, и водитель время от времени останавливался, выходил из машины и протирал ветровое стекло единственным «дворником», который давно отвалился и лежал у него в «бардачке». В старом городе нам пришлось сделать резкий поворот, чтобы уклониться от огромного мешка с мусором, который несло на нас ветром.

«Мусор здесь - большая проблема. Но муниципалитет борется», - успокоили меня друзья с заднего сиденья. Я был не совсем убежден. «Да ты просто не представляешь, что здесь творилось лет десять назад!» - настаивали с заднего сиденья. Признаться, у меня совершенно не было желания представлять это.

Монтевидео, наверное, все-таки красивый город. Я говорю это с некоторой неуверенностью, поскольку так и не понял, чего здесь больше: красивого или уродливого. В начале прошедшего столетия он точно был красив. Но сегодня роскошные здания прошлого стоят вперемежку с бессмысленными многоэтажными конструкциями и маленькими бетонными коробочками, затесавшимися на улицы старого города. Вообще-то в старом городе не разрешают ставить дома выше определенной этажности. Никаких проблем: строят так же уродливо, только мельче.

Многоэтажные микрорайоны, так напомнившие мне родную советскую действительность, - жилища среднего класса. Низы общества живут совершенно иначе. То, что в Бразилии называют «фавелами», в Уругвае получило ироничное прозвище «кантегриль». Первоначально так назывался один из наиболее престижных районов Монтевидео, но сегодня это слово ассоциируется с трущобами. Кантегрили бывают двух типов. Самые ужасные представляют собой строения из жести и фанеры, где при здешнем теплом климате можно как-то провести ночь. Более «благополучные» кантегрили можно с некоторым допущением назвать домами. Это одноэтажные строения из дешевого кирпича, который каким-то образом приобретают у местного муниципалитета. Ни света, ни воды здесь нет. В дверных проемах висят какие-то тряпки, заменяющие дверь: воровать здесь нечего. Рядом и почти вперемежку с кантегрилями стоят вполне приличные буржуазные домики, паркуются машины, и никто не боится ни грабежей, ни угонов. Дети из кантегрилей ходят в одну школу с детьми из этих домов, играют вместе. «Как же может быть иначе? - удивляются мои друзья. - Это же наши соседи».