Статьи для «АПН — Агентство Политических Новостей» - [23]

У нас любят, когда кого-нибудь бьют. Это считается признаком решимости, силы, большого ума. Владимир Владимирович удержался (и удержал окружение) от многих гибельных ходов. Было видно, чего ему это стоит. Вообще, поскольку история России расписана до мельчайших подробностей и давно уже повторяется в разных декорациях, но с неизменными героями и даже репликами (не зря сегодня все твердят столыпинское «двадцать лет спокойного развития»), — я бы предлагал прежде всего оценивать политика не по тому, что он сделал, а по тому, чего не совершил. Путин не совершил очень многих ошибок, какие наворотил бы на его месте человек менее самокритичный. А он самокритичен, даром что на ППП не сумел ответить на вопрос о собственных ошибках, — и четко знает свой потолок.

Он выстроил адекватные и взаимоуважительные отношения с большинством мировых лидеров. Он несколько раз блестяще выступал на публике и точно срезал оппонентов, чего стоит реплика при Буше насчет демократии по-иракски. Не говорю сейчас о его действиях (и что мы вообще знаем о реальных действиях власти?), но слова он чаще всего говорил правильные — про инновационную экономику, про пагубность ксенофобии, про демографию и пр. Можно быть каким угодно либералом, демократом и космополитом, но большинство приличных людей в стране болеют за родную сборную; даже отлично зная прелести российской внутренней жизни и одобряя многих ее западных критиков, я несколько раз мысленно аплодировал тому, как Путин срезал хамов, спекулирующих на наших трагедиях.

Устранение большинства олигархов из страны или по крайней мере с политической сцены опять-таки нельзя не приветствовать — иное дело, что методы этого устранения могли быть более гласными и честными. Путину приходилось иметь дело с серьезным сопротивлением внутри страны — не политическим, конечно, не массовым, тут ему никто ничего не смог противопоставить, а с теневым, финансовым, коррупционным, тоже не брезгующим идеологическими спекуляциями; в большинстве этих схваток он победил, и страна от этого выиграла. Он действительно оставляет ее в более приличном виде, чем получил.

Разговоры о том, что всем своим победам он обязан цене на энергоносители, не совсем справедливы: цена рванула сравнительно недавно, приличия вспомнили сравнительно давно. Иное дело, что люди и сами опомнились, — по законам нашей истории после Ельцина обязан был прийти стабилизатор, и многие отстроились по личной инициативе, с опережением, с избыточной ретивостью. Макроперемены в России происходят только стихийной волей масс, а никогда не манием властной руки: если на часах полночь — хоть ты обмашись, солнца не зажжешь.

Путин сумел использовать нефтяную стабильность не худшим образом. Не знаю, удастся ли модернизация, запустится ли инновация и пр., — но если бы экономическая и политическая власть в России по-прежнему осуществлялась бы олигархатом, народу не досталось бы и того, что он кое-как получил ныне. А что Путин благоприятствовал друзьям и доверял коллегам — так наша история знала в этом смысле куда более яркие примеры.

В общем, Владимира Владимировича стоит поблагодарить — и признать, что в историю государства российского он войдет успешным и всенародно любимым правителем.

Это будет особенно заметно на фоне предыдущей, да, боюсь, и последующей власти. А что власть Путина запомнится многим как время интеллектуальной стагнации, бесстыдного быкования внутри страны и на экспорт, время деградации, запретов, тошнотворного сервилизма, молодежного сектантства и самого наглого цинизма, — так ведь это сделал не Путин. Он как раз вел себя прилично, по крайней мере на людях. Это сделали люди, населяющие нашу страну, а Путин им просто не мешал.

Мог ли помешать? Да, безусловно, но не запретами, а стимуляцией другого, менее противного поведения.

Человек устроен, как велосипед: если не движется — падает. Если вам желателен прогресс в стране, не нужно бороться с регрессом: борьба «против» лишь увеличивает количество зла. Сорняками зарастает не то поле, где плохо выпалывают сорняки, а то, на котором не растут культурные растения. Территория, покидаемая культурой, стремительно зарастает бескультурьем, бычьем, быдлом, — это закон старый и очевидный. А культура начала ее покидать не при Путине и даже не при Ельцине — а тогда, когда под видом торжества «рыночных ценностей» в стране воцарилась позорнейшая энтропия, гнилая расслабуха, попустительство инстинкту. Черные, как известно, приходят не сразу, а после серых. Нулевые годы — достойное продолжение девяностых. Успело вырасти поколение без стержня, с трухой внутри. И какая разница, под каким лозунгом вытаптывается культурное и политическое поле? Сначала все хорошее было объявлено «некассовым», потом — нелояльным и выгодным нашим врагам. А культурному растению все равно, под каким предлогом его вытаптывают: потому ли, что оно не приносит пять урожаев за лето, или потому, что цветы у него оранжевые.

В эпоху Путина энтропия получила серьезные козыри.

При Ельцине были свои идеологи, ведь и гламур начался не в нулевые, а значительно раньше, вместе с культом потребления. В девяностые считалось, что быть умным и порядочным смешно, а принципиальным — еще и тоталитарно. В нулевые считается, что иметь стилистические разногласия с самыми тупыми мероприятиями власти — предательство и подрыв основ. Завелась своя запретительная риторика, сформировались многочисленные образы врагов, один другого краше, начальство на всех уровнях перепугалось по самое не могу и начало творить на местах такое, что никак не может быть спущено сверху: у Путина попросту не хватило бы фантазии. Интеллектуальное падение стало быстрее, глубже, необратимее, и если заслуга Путина в том, что он не наломал уж очень много дров, — то вина его в том, что он не насадил новых лесов. Носитель идеологии прагматизма, он так и не понял, что высший прагматизм заключается в стремлении к абсолютным непрагматическим ценностям. Если человека не тянут вверх — он падает вниз; промежуточное положение невозможно. Велосипед не может просто стоять — а Путину, кажется, хотелось, чтобы он именно стоял, потому что ездить на нем он не очень умеет, а когда он лежит — это выглядит унизительно, неприлично. Сейчас он все равно лежит, но вокруг него целая толпа рептилий яростно раскручивает колеса, не подпуская к рулю ни одного профессионального велосипедиста. Называть все это стремительным поступательным движением не поворачивается язык, даром что колеса крутятся очень быстро.