Статьи 1998-1999 г. - [4]

В какой-то момент началась модернизация нашей жизни. Сначала исчезли бочки с маслом, потом и поставленные было автоматы для розлива (помните: бросил полтинник — получай в свою бутылку). Исчезли и старые бутылки. Появилась удобная упаковка из пластика. Пустую — в мусор. Мы стали переходить к «цивилизации упаковки» — а значит, к разрушению России как семьи. Оплатить упаковку можно было только через обеднение части народа.

Пластиковая бутылка для масла — мелочь, для примера. В целом на Западе совокупные затраты на упаковку потребительских товаров примерно равны стоимости этих товаров. Россия как семья могла жить только скромно — иногда есть сласти, но из простого бумажного пакета. Решив тратиться на упаковку, мы должны были так сократить количество самих сластей, что их могло хватить лишь меньшинству. А чтобы это узаконить и отодвинуть большинство, надо было уничтожить советский строй. Впрочем, большинству дали рекламу сластей по телевизору — людям и незачем теперь жевать их, они, глядя в экран, представляют себе их вкус даже более прекрасным, чем он есть на самом деле.

В этом суть того поворота, на который согласился русский народ. Согласился по незнанию, по лени, под влиянием обмана — не важно. Важно не то, почему согласился, а то, что не видно воли к тому, чтобы осознать тот выбор, во весь голос признать его или отвергнуть. Пока что политика и режима, и оппозиции сводится к умолчанию. Думаю, подсознательно люди потому и решают не ходить на выборы.

Сколько можно обманывать самих себя! КПРФ требует изменить «курс реформ». Но можно ли его изменить, не изменив созданного в России общественного строя? Нельзя, ибо именно «реформа» создает и укрепляет этот строй. Но ведь на основы этого строя, этого жизнеустройства Дума нисколько не посягает. Она требует лишь, чтобы все по закону. Она обещает «защитить отечественного товаропроизводителя». Зачем? Чтобы он мог производить конкурентоспособные товары — такие же, как на Западе. С упаковкой. Но это значит, что угнетение большинства лишь возрастет, ибо кто-то же должен покрывать неустранимую разницу в себестоимости.

Идеалы «общества как семьи» в России подорваны, опорочены, придушены. Но переползти в рыночное общество, с идеалом «падающего — подтолкни», Россия тоже не смогла. Застряла на мели. К каким же идеалам и интересам можно взывать, чтобы вовлечь в напряженный труд большую массу людей?

Речь идет о задаче, которой не было аналогов в истории. Самым близким, видимо, можно считать период после февраля 1917 г., но он закончился Октябрем, а затем гражданской войной. В качестве другой аналогии часто (особенно на Западе) называют Веймарскую республику в Германии. Однако там происходил обратный процесс — «отмена» гражданского общества и выход из кризиса через утопию фашизма.

В известных программах восстановления и развития ХХ века условием мобилизации людей был национальный катарсис — всеобщее очищающее бедствие, разрушающее обывательские стереотипы. Это — вторая мировая война для СССР, Германии и Японии, гражданская война для России в начале века, война с США для Вьетнама, культурная революция для Китая.

Хотя по своим последствиям перестройка и реформы 1990-1997 гг. в России сравнимы с крупной тотальной войной, катарсиса они не вызвали — благодаря наркотическому воздействию телевидения, культурному прикрытию со стороны большой части интеллигенции и тщательно определенному «безопасному» темпу изменений. Таким образом, и с этой точки зрения возможная программа в России не имеет аналогов.

Люди в целом устали. Устали для общего дела — и даже для осознания своего положения. Для себя и для своих близких еще барахтаются, но это не требует духовного преодоления, тут хватает инстинктов.

Неизвестно, сами ли «реформаторы» догадались так утомить народ или им подсказал кто-то умный. Людей утомили мутным потоком «гласности», двумя тысячами партий, маскарадом мэров и президентов — невыносимой всепроникающей пошлостью. Людей утомили бедностью, постоянным подлым и наглым ограблением, которое к тому же сопровождается глумливыми обещаниями «выплатить, индексировать, адресно помочь» и т.д. — на фоне ернической физиономии Ливщица. Не то чтобы гордость людей была сломлена — они попали в иной, отделенный от их «работодателей» мир. Даже нет смысла ни протестовать, ни требовать — перед кем, у кого? Мы же в ином мире. То положение, в котором очутился сегодня русский работник, не имеет аналогии в истории и не описано ни в каких учебниках классовой борьбы. Если бы режим Ельцина не довел нас до такого состояния, он бы долго не продержался. Общая усталость предопределяет и состояние оппозиции. Она не имеет ни притока свежих сил, ни давления снизу. За последние восемь лет в оппозиции даже имен новых не появилось, не то чтобы крупных проектов.

Писатель М.М.Пришвин в своем неприятии грядущей советской революции доходил до прозрений. В первые дни после Октября он признал: «Просто сказать, что попали из огня в полымя, от царско-церковного кулака к социалистическому, минуя свободу личности». Именно — Октябрь преодолел либеральное уклонение Февраля и продолжил путь России («горилла поднялась за правду»). Стал Пришвин размышлять, из чего же возникла эта «горилла». И уже 31 октября выразил почти в притче. Возник в трамвае спор о правде — до рычания. И кто-то призвал спорщиков: «Товарищи, мы православные!».