Статьи, 1988-1991 - [3]

1988

Называть вещи своими именами

Общественные процессы носят цепной, автокаталитический характер. Равновесие здесь зачастую более хрупко, чем кажется на вид. Неосторожный крик — и лавина срывается, погребая порой и самого кричащего.

В нашем обществе к настоящему времени накопилось много горючего материала, нависло много лавин, возникли зародыши многих разрушительных тенденций. Локализуются и растворятся эти зародыши или дадут начало самовоспроизводящимся, разгорающимся очагам противоречий — в огромной степени зависит от слова культурной элиты, которая сосредоточила сейчас огромную власть над умонастроениями людей.

В такие периоды, когда каждый шаг — и ты снова на распутье, исключительно тяжелые последствия может иметь возникновение трещины, разрыв между населением и группой духовных лидеров. Для нас это особенно важно, потому что утрачены две основные силы, которые не позволяют обыденному философскому сознанию ходить по кругу и выливаться в упрощенные деструктивные модели — религия и общественные науки. Их ношу взяла на себя публицистика.

Расхождение между населением и элитой возникает не из-за несогласия с выдвигаемыми ею тезисами. Напротив, несогласие — это стимул к творчеству каждого, к соучастию в осмыслении общественных явлений. Страшнее — недоверие, ощущение, что тебя не приглашают к обсуждению общих проблем, а убеждают в чем-то, что уже согласовано в узком кругу. Именно кризис доверия к духовной элите, внедряющей в сознание масс готовые модели, и становится пусковым механизмом, который приводит в движение силы, порождающие контркультуру, от медитации до «красных бригад».

Сейчас, на фоне небывалого взлета тиражей наших газет и журналов, жадного интереса к выступлениям публицистов, могут показаться нелепыми тревоги и предупреждения. И все же нарастает тревожное чувство, что через плотину доверия уже просачиваются размывающие его ручейки. В этой плотине, на мой взгляд, обнаружились слабые места. Все они — не результат сознательной концепции, а следствие тех мировоззренческих изъянов, которые в большей или меньшей мере свойственны всем нам.

Первое, что вызывает нарастающую настороженность — это все более четко просвечивающая через ткань гуманистических мыслей структура мышления и аргументации, свойственная именно культуре тоталитаризма, которую и требуется разрушить. Вновь, как в тяжелом сне, повторяется знакомая фразеология и логика рассуждений, локализуется враг, гипертрофируется его сила и сзываются к оружию герои. Начинаешь думать, что именно наиболее пассионарные «десталинизаторы», получи они неограниченную власть, стали бы источником повышенной опасности повторения прошлого.

Второе, на чем публицистика начинает набирать штрафные очки, это «сверхэксплуатация» критики Сталина и административно-командной системы. Почти все существенные утверждения жестко связываются с этими «носителями», которые служат эффективным оружием против любого оппонента. Но чувство меры изменяет, а ведь любой троянский конь имеет небезграничную грузоподъемность.

Третье, что тревожит, пожалуй, больше всего, это все сильнее ощущаемое расхождение между тем образом будущего устройства общества, который разрабатывается в узком кругу посвященных, и теми непривлекательными связанными между собой фрагментами, которые предлагаются массовому сознанию. Усиливается ощущение, что тебя ведут волшебной дудочкой. Об этом я и хочу сказать в данной статье.

Одним из важнейших лозунгов, под которыми наш народ принял перестройку как политическую линию нынешнего руководства КПСС, является познание того общества, в котором мы живем, выявление его исторических корней и тенденций будущего развития. Мы отказываемся от многих приятных мифов, идеологических стереотипов, двойной бухгалтерии. Мы обязуемся гласно признавать самую горькую правду и искать практические решения, исходя из наличия реальных противоречий и различий интересов и идеалов. Декларируется допущение социалистического плюрализма, позволяющего открыто изложить различные идеи и альтернативные подходы.

Сказано также, что в ходе перестройки наш народ сделал свой выбор в пользу социализма. Это, впрочем, напоминало наш привычный выбор с одним кандидатом — ни в одном выступлении не предлагалось обсудить вариант нашего развития по капиталистическому пути. Но главное даже не в отсутствии «второго кандидата». Главное в том, что понятие социализма стало весьма расплывчатым.

Традиционно мы исходили в понимании социализма из трудов Маркса, Энгельса и Ленина. И до перестройки мы чувствовали, что построенное у нас общество не является вполне социалистическим (недостаточный уровень демократии, невыполнение принципа оплаты по труду). Сейчас это ощущение зафиксировано в формулировках разной степени жесткости. Но новый образ социализма, который создается в ходе перестройки, не просто приобретает отсутствовавшие ранее черты — из него изымаются казавшиеся раньше фундаментальными основания. В этом еще нет ничего страшного — можно все осмыслить заново, считая положения «научного социализма» милыми устаревшими догмами. Но такое осмысление должно быть откровенным и открытым. Надо гласно признавать, от чего и почему мы отказываемся в «старом социализме», какие концепции и на основании чего мы выдвигаем взамен. Пока же, как сказано в одном из писем в «Новый мир», нас стараются убедить, что суть учения Маркса в некоторых его подстрочных примечаниях, а в основном тексте находятся второстепенные положения.