Стать бессмертным - [79]

— А у вас оно какое? — спросил Евгений Иванович.

— Какое, что? — не понял карлик.

— Решение у вас, какое? — пояснил Евгений Иванович. — Смысл вашей жизни.

Карлик понимающе кивнул.

— Моё решение может показаться вам достаточно тривиальным — я общаюсь с людьми. Помогаю некоторым советами, другим объясняю суть вещей — всё, до чего додумался сам, третьим — просто скрашиваю беседой одиночество. За всё это я неоднократно был обласкан, но ещё больше раз нещадно бит. Дважды меня вообще чуть не убили, поэтому теперь я стараюсь высылать вперёд дозор — моего правнука, Руслана, вы с ним уже имели честь познакомиться. Кстати, можете не беспокоиться, милиционер он не настоящий…

Евгению Ивановичу вспомнился маленький милиционер, и как он, пожилой человек, его нешуточно испугался. Евгению Ивановичу стало стыдно. Он подумал, что теоретически ему по возрасту вроде бы уже не положено никого и ничего не бояться, но практически выходило совсем наоборот.

«Вот и теперь, — думал Евгений Иванович, — я ведь боюсь этого волосатого карлика, как бы я ни пытался убедить себя в обратном. Но почему я боюсь его? Что он может мне сделать плохого? Ничего… Тогда, откуда страх? Может, я боюсь совсем не его, а чего-то другого, чего и сам не понял?» Евгений Иванович насколько мог напряг мозги в разрешении этой задачи, но в этот момент ему отчего-то стало трудно думать — он почувствовал странную усталость от собственных мыслей.

— …люди это же, по сути, социальные животные, — продолжал карлик, — общение для них, по крайней мере, для многих, имеет очень большую ценность, хотя далеко не все это признают.

— Скажите, я что-то я делаю не так? — прервал его рассуждения Евгений Иванович.

Карлик неожиданно расхохотался.

— Что значит не так? Вы живы — значит всё так! Кстати, можете смело отправлять в издательство ваш роман. Сейчас очень много печатают, извиняюсь за выражение, всякого дерьма, поэтому, даже если он и выйдет в свет, скорее всего, останется незамеченным. Никто ничего не заподозрит.

Страх, томивший Евгения Ивановича минуту назад, прошёл, как и не было. Он вдруг всем своим естеством ощутил, что карлик перед ним абсолютно беззащитен и Евгения Ивановича пронзило непреодолимое желание его поймать. Схватить, задержать, взять в плен, допросить, как следует… Евгений Иванович отчётливо представил себе, как хватает его, практически без усилий валит на пол и крутит за спину руки. Видение было настолько ярким, что у Евгения Ивановича затряслась правая нога.

Гость почувствовал опасность раньше, чем мозг Евгения Ивановича отдал рукам приказ: «хватать». Вероятно, маленькие существа резче выделяют её из букета предчувствий — сказывается отрицательный опыт сожительства с крупняком.

Евгений Иванович прыгнул на карлика прямо через стол, но тот, опередив его на доли секунды, ловко кувыркнувшись со стула назад, оказался вне досягаемости протянутых рук. С горем пополам преодолев стол, Евгений Иванович бросился в погоню, но зацепился ногой за табуретку, на которой сидел карлик, упал и здорово ударился головой о дверной косяк. В коридоре послышался топот маленьких ножек и удаляющийся хохот.

Евгений Иванович принял сидячее положение и закрыл лицо руками. Его трясло. Он не узнавал себя; не мог понять, что или кто заставил его, никогда в жизни ни на кого не нападавшего, броситься на своего маленького собеседника. Евгений Иванович вспомнил, на кого именно он пытался охотиться, и его начало тошнить.

29. Алексей Цейслер. Истории на ночь

В наркологическое отделение городской больницы нас пустили только после вмешательства Беляева. Медицинские нижние чины в несвежих белых халатах оказались очень несговорчивы.

Старшина Дворников сидит на неубранной койке и хлебает что-то жёлтое из яркого пластикового пакетика. Он действительно толст и лыс, как женская задница; его череп сверху такой неуклюжей формы, что становится ясно, почему он даже в помещении не снимает фуражку. Одет он ровно так, как я представил его себе тогда на допросе — в непрезентабельный спортивный костюм и грязную майку — от чего губы мои сами собой расходятся в ухмылке.

Тихо заходим в палату. Дворников продолжает питаться. Занятие это занимает его так сильно, что нам удаётся пройти внутрь незамеченными и расположиться вокруг его койки полукругом.

— Добрейший денёчек, Николай Иванович, — говорит Беляев, нагибаясь и протягивая ему ладонь.

Дворников, застигнутый врасплох, отвечает на рукопожатие с втянутой в плечи шеей. Он обводит нас своими красноватыми глазами, в которых читается нешуточный испуг. «А он, похоже, трус», — думаю я, и мне становится теплее от этой мысли.

— Не волнуйтесь, эти люди, мои друзья, — успокаивает его Беляев, и, не давая противнику прийти в себя, продолжает: — Мне хотелось бы уточнить кое-что, всего пару вопросов. Вы не против? Это не займёт много времени, я просто хочу кое-что выяснить…

Не прекращая говорить, Беляев берёт у соседней койки стул для посетителей и, пододвинув его почти вплотную к Дворникову, садится. Мы с Мясоедовым встаём по обе стороны от Беляева, теперь Дворникову отступать некуда — по бокам мы, позади стена.