Стать бессмертным - [56]

Так в очередной раз началась для Евгения Ивановича его новая жизнь на новом посту.

21. Алексей Цейслер. Дон Хуан де…

А она и в правду оказалась какая-то переспелая, эта племянница комендантши. Какая-то передержанная. Хотя ей где-то девятнадцать — двадцать, девичьей лёгкости уже и след простыл — могучие ляжки, необъятная задница и тяжёлые, каждая размером с дыню сорта «колхозница» груди — и всё какое-то рыхлое, местами прыщавое лежит теперь в моей кровати и сопит в подушку, как ребёнок.

Вчера вечером, когда я вернулся в общагу, всё вышло как-то само собой, без затей и нудных прелюдий. Но главное, мне сейчас абсолютно по барабану, чем это всё закончится. Скоро она проснётся, и я спокойно её выпровожу. И плевать я хотел на местные обычаи, если они есть.

Она неожиданно просыпается. Смотрит на меня удивлённо и немного испуганно, видимо вспоминает, где находится. Я сижу на стуле спинкой вперёд в классической белой майке с бретельками и синих трусах-боксёрах. А моя новая знакомица лежит, как лежала, даже не думая прикрыться или перевернуться на живот. Улыбается — значит, вспомнила.

Я думал, она полезет ко мне обниматься или потащит обратно в постель, но она встаёт, идёт к маленькому зеркалу и пытается поправить то, что осталось от причёски. Я молча за ней наблюдаю. Потом она одевается, ни капли меня не стесняясь. Трусы, лифчик, колготки, юбка, майка и кофта с горлом. Я смотрю.

— Можно, я к вам ещё как-нибудь зайду? — говорит она на прощание.

Даже не знаю, что ответить.

— Можно? — повторяет она тише.

— Заходи, — говорю я, — заходи.

Она одёргивает юбку, улыбается и уходит.

Вот так, всё оказалось совсем просто.

И вдруг я замечаю, что после того, как она аккуратненько и бесшумно закрыла за собой дверь, комната моя необъяснимым образом преобразилась. Другой стала комната. Может, женское тело расколдовало мою кровать от заклятья, грозящего в перспективе превратить её солдатскую койку? А, может, её, комендантской племянницы, запах придал ей, комнате, лёгкий налёт некоторого romantique? И я уже герой — любовник. И я уже — Дон Хуан. И стул, на котором висела её одежда, тоже теперь другой…

Помню, как меня кольнуло, когда пару дней назад на красном, как бутафорская кровь капоте четыреста седьмого «москвича» я увидел написанное по грязи пальчиком: «Ипатьев, я от вас без ума». «Вот ведь, и от Ипатьева кто-то без ума», — подумал я тогда. От этого слизняка с кафедры философии, по кличке «Вяленый». Но это тогда, теперь всё иначе. Теперь я — мачо…

Противно звонит мобильный телефон, про который я уже почти забыл. Он отыскивается на столе, под кучей книг, сданных типовых проектов и мужских журналов, которыми меня снабжает Мясоедов.

Далее происходит вот такой диалог:

— Алло.

— Здравствуйте. Алексей Германович?

— Да. С кем имею честь?

— Это Лена, Лена Мао, ваша студентка.

— Я слушаю…

— Я хотела спросить… вы решили?

— Решил, что?

— Ну, помните, когда я на лекцию одна пришла, вы сказали, что ещё не решили… Помните?

— Помню…

— И?

— Думаю, второе, э-э-э, более правдоподобно, нежели первое…

В трубке слышится смешок.

— Так я и думала. Будет ли продолжение, позвольте спросить?

— Будет, э-э-э, если вы, э-э-э, не будете против.

— Алексей Германович, я же вам первая позвонила.

— Да-да… так, как же это… прогулка в лес… ужин в ресторане… просмотр…

— Прогулка, прогулка.

— А когда?

— Да, можно прямо сейчас. Делать мне всё равно нечего — зачёт по Сопромату уже в кармане.

— А где?

— У церкви, знаете, где это?

— Знаю…

К концу разговора я немного очухиваюсь.

— Кстати, а откуда у вас мой телефон?

— В деканате сказали.

Я отключаюсь, и в душу заползает червь сомнения: «Почему она сама позвонила? Может, она проститутка? Попросит денег, а у меня почти ничего нет. Что тогда?» Через минуту пораженческие мыслишки усилием воли выкидываются вон: «Нет, Лена не проститутка. Она, конечно, сильно отличается от сверстниц, возможно, у неё даже есть сложный багаж, но и только. Просто я ей понравился. Как мужчина и как преподаватель…»

Вот такое творится у меня в голове, пока я одеваюсь. Носки (слава богу, нашлись чистые, правда, разные), джинсы, свитер, ботинки, пальто и декадентский берет. Выкатываюсь из подъезда. На улице снег и небольшой минус. Боже мой, уже снег! Морозец бодрит, и ноги сами собой переходят на лёгкую трусцу. Как же это прекрасно, бежать на свидание к девушке, только что выпроводив из своей постели другую!

Лена стоит на том же месте, где я ждал Мясоедова в то памятное утро. На ней короткое чёрное (естественно) пальто и те самые шапка с шарфом. Я подхожу, и она улыбается.

Передо мной совсем другая Лена Мао. Такую Лену Мао я ещё не видел. «Просто она сейчас открыта, — думаю я. Раньше была заперта наглухо, будто в невидимом шлеме, а теперь этот шлем снят и заброшен куда подальше».

— Здравствуйте, Алексей Германович, — говорит она весело, — а вы быстро.

— Здравствуйте, Лена, я, вообще, быстрый.

Она молодая, когда улыбается, вот оно что! Должно быть, дело не только в шлеме, просто девушки резко набирают в возрасте, когда у них на личиках серьёзная мина.

— Ну, что ж вы на меня всё время так смотрите, Алексей Германович? — то ли спрашивает, то ли утверждает Лена.