Стать бессмертным - [10]

Евгений Иванович кивнул и сполз со снежного бруствера.

— Раньше часа их не жди, — с видом специалиста закончил Илья, — пока заведутся, пока прогреются…

Евгений Иванович опустил голову и закрыл, уставшие от снега и уже зимнего солнца глаза. Он решил, что ни в коем случае не заснёт, просто полежит вот так вот с закрытыми глазами, и, разумеется, сразу уснул.

С начала войны, а точнее, с июля месяца, Евгению Ивановичу стали сниться родственники. Родители, дядья, тётки, деды с бабками — приходили чаще поодиночке, но иногда и парами, а то и по трое. Их лица, такие, как он их помнил с детства, появлялись внезапно из черноты и, посмотрев на него немного, также внезапно исчезали. Некоторых он даже не знал, как звать, просто осталась о них память, что это — кто-то по материнской линии из Саратова, а это — по отцовской из Твери.

Своего отца Евгений Иванович не помнил, тот умер, когда Евгению Ивановичу было четыре года, поэтому отец всегда стоял как бы в тени, не дававшей, как следует его рассмотреть. А вот мамино лицо Евгений Иванович запомнил очень хорошо, но снилось оно ему почему-то в профиль или в три четверти, так что он никак не мог поймать её взгляд, будто мама не хотела смотреть ему в глаза.

В этот раз она приснилась Евгению Ивановичу молодой, ещё незамужней девушкой с длинными чёрными косами. На ней была белая кофточка с отложным воротником и длинная тёмная юбка — колокол. Она как обычно смотрела куда-то мимо его глаз и улыбалась. Только улыбка её была взрослая, совсем не как у молодой девушки. Потом мама отвернулась от него и куда-то ушла, и Евгений Иванович увидел Машеньку, да так ясно и чётко, что испугался. Машенька начала ему что-то говорить, губы её зашевелились, но Евгений Иванович ничего не слышал, ему мешало радио, которое что-то там бубнило, бубнило и бубнило…

— Выключи радио, — сказал он, — я тебя не слышу, выключи…

— Сдавайтесь, ребята! — издалека, но довольно отчётливо послышался металлический голос. — Ваши комиссары вас бросили! Всем, кто выйдет с поднятыми руками, гарантируем жизнь! Сдавайтесь, ребята!

Евгений Иванович открыл глаза.

— Ну ты, брат, здоров дрыхнуть! — Голос Ильи был весёлый, но несколько нервный. — Вставай, всех немцев проспишь!

На часах было ровно половина второго. Самый обычный, совсем без акцента голос из мегафона какое-то время предлагал сдаться, потом послышался шум двигателей, а спустя ещё четверть часа на сцене подмосковного театра военных действий появились и сами сверхчеловеки. Их было хорошо видно на снегу: четыре серые чадящие коробочки, а за ними маленькие фигурки людей. Евгений Иванович машинально начал их считать слева направо, но, дойдя до двадцати, сбился.

До этого момента ему ни разу не доводилось наблюдать немецкие танки; он почему-то думал, что они должны быть гораздо больше по размеру, хотя бы раза в два, чем те, маленькие угловатые тарахтелки, что ползли сейчас по снегу. Он хотел как следует их рассмотреть, но это никак ему не удавалось, слишком далеко они были для его близоруких глаз.

— Твою дивизию, говорят тебе, не высовывайся, — процедил Илья, — голову опусти…

«А страха-то нет, — подумал Евгений Иванович пригибаясь, — мне не страшно. Вот они, немцы — враги-захватчики, рукой подать, а мне не страшно. Может, я сошёл с ума?»

Его мысль прервал ужасный треск — прямо перед «могилой» разорвался снаряд, и сверху сыпануло снегом вперемешку с землёй. Евгений Иванович закрыл голову руками и замер.

— Не менжуй, — сказал Илья и пихнул Евгения Ивановича в бок, — недолёт.

Никто из наших не стрелял. Будто заворожённые ополченцы смотрели из своих «могил» на приближающихся немцев. А те, наоборот, патронов не жалели, стреляли по окопам с ходу — то там, то здесь над сугробами поднимались белые облачка от пуль.

Вдруг из соседней «могилы» выскочил парень в телогрейке и со всех ног побежал в лес.

— Трус! — крикнул Илья, не отрываясь от прицела. Затем плотно прижался к прикладу, выдохнул паром, на секунду замер и выстрелил.

— Ты что, далеко же, не попадёшь, — сказал Евгений Иванович.

— В самый раз, — ответил Илья и передёрнул затвор.

Гильза, ловко выскочив из патронника, с шипением расплавила снег прямо рядом с его правым локтем. Из других «могил» тоже стали стрелять. Откуда-то слева затарахтел пулемёт, а справа одно за другим принялись гавкать противотанковые ружья.

Илья выстрелил снова, потом, спустя минуту ещё. Евгений Иванович хотел понять, по какому немцу палит Илья. Вдруг он увидел, как один из серых человечков упал в снег.

— Есть! — закричал Евгений Иванович, — один есть!

— На жопе шерсть, — со злостью отозвался Илья, — это он специально залёг, сучий потрох.

И, правда, серый человечек поднялся и снова пошёл на них, немного пригнувшись.

Только сейчас Евгений Иванович заметил, что Васи в окопе нет.

— Сбежал! — крикнул Илья. — Гад, и на рубь сволочь! Хоть бы патроны оставил, скотина!

Грохнуло ещё, на этот раз справа.

— Это в пэтээрщиков, — сказал Илья. — Ствол длинный — жизнь короткая…

Снаряды теперь ложились правее, там, где закопались ребята с «удочками» — длинными противотанковыми ружьями.

Внезапно метрах в пяти перед «могилой» вырос огромный куст из снега и дыма. Евгений Иванович с Ильёй, что было сил, вжались в снег. Евгению Ивановичу показалось, что от этого разрыва (который был гораздо мощнее, чем прежние, видимо по ополченцам работала ещё и немецкая артиллерия) содрогнулась и треснула сама земля. На секунду он поверил в то, что земная твердь сейчас разойдётся по швам, и они с Ильёй ухнут куда-то вниз, в настоящую могильную черноту. Но ничего такого не случилось. Земля осталась, где была, разве что их «могилу» здорово завалило землёй.