Старый вор, новый мир - [6]

Выйдя из здания вокзала на Павелецкую площадь, троица остановилась. Монах окинул взглядом открывшуюся панораму Садового кольца с его величественным сталинским ампиром. Только теперь привычные взгляду дома пестрели броской рекламой. Двое друзей Фомина просто ждали, когда тот вдоволь насмотрится на то, что не видел более семнадцати лет и что они просто не замечают из-за привычного течения жизни.

Наконец Монах обернулся к своим спутникам и, как будто впервые их увидев, произнес:

– Ну вы и прикинулись, ни дать ни взять – фраера. – Он покачал головой, храня на лице выражение абсолютной серьезности, если не сказать строгости, и только глаза смеялись, весело искрясь. – Можно подумать, что раздербанили жирного «утюга».

Бур осмотрел себя с головы до ног. Светло-коричневые туфли, фланелевые серые брюки, бежевый пиджак в крупную клетку, с шелковым платочком в верхнем кармане. Никаких видимых изъянов в прикиде не было.

– Валера, все сильно изменилось, – задумчиво произнес он. – Нету больше ни «фарцы», ни коммерсов из горбачевских кооперативов, ни валютных «Березок». Не осталось в природе базарных «бомбил», бандюков-спортсменов и честных ментов. Ты сел в одной стране, а вернулся даже не в другую, которой тоже нету… а в какую-то третью! Тут сейчас такие дела проворачиваются!.. Для тебя современная Москва – совершенно другая планета. Ты уж меня извини, но теперь тебе надо какое-то время учиться заново жить. Иначе просто загнешься с непривычки.

– Да уж кое-что знаю, пацаны на зоне мне многое рассказывали, – ответствовал старый урка.

– Всего ведь и не расскажешь, – вставил Музыкант. – По рассказам ты никогда не научишься плавать. Тут самому надобно фишку просечь.

– Ладно, бог с ними, потом ознакомите меня с этой новой планетой, – бросил Монах, оборачиваясь к товарищам. – Сдается мне, что мы не с того начали. Ну здорово, что ли…

Фомин протянул Музыканту руку для пожатия, но тот вместо этого крепко обнял пахана. То же повторилось и с Буром, который после теплого приветствия, слегка смутившись, произнес:

– Ты это, Валера, прости, что не успели раньше подъехать. По городу сейчас такие автомобильные пробки, что куда быстрей на метро добираться.

– А на зоновской проходной ты сам категорически запретил себя встречать, – напомнил Музыкант. – А то мы бы тебя хоть с оркестром и шестидверным «Линкольном»… Ты же нас знаешь!

– Ладно, какой тут базар, – примирительно заулыбался Монах. – Чем сопли размазывать, поди лучше мотор подгони.

На лице Музыканта появилась многозначительная улыбка. Он извлек из кармана брелок с пультом и щелкнул кнопкой – сигнализация огромного черного «Хаммера», стоявшего рядом с бордюром, чуть слышно отщелкнула.

– У тебя теперь будет свой собственный мотор, – прокомментировал он. – И не фуфло какое-то, а крутая тачка, да еще с личным шофером.

Последнее замечание явно не понравилось Монаху. Вор старой формации, он был принципиальным противником какой-либо собственности, кроме общаковой.

На зоне он, конечно, уже давно выяснил: нынешние воры обзаводятся дорогими машинами, заморскими коттеджами, попсовыми украшениями из драгметаллов, одеждой по цене легкового автомобиля… По слухам, авторитетные люди могли потратить за ночь на проституток больше годовой зарплаты полковника ментуры. Только для себя он тогда решил, что это не к лицу настоящему авторитету. Чем тратить столько денег на всякие безделушки, лучше отправить больше грева на зоны для братвы, чтобы они могли лишний раз кайфануть, просто досыта пожрать или заплатить администрации ИТУ за перевод какого-нибудь подорвавшего здоровье блатного на «химию» или хотя бы на больничку.

Поэтому Фомин ответил Музыканту достаточно резко:

– С каких это пор вору положено персональное авто? Да еще такой страшный танк? Я вроде пока не президент и даже не министр.

– Ну в Кремле-то побольше нашего воруют, – окончательно развеселился Бур. – Потом расскажу… Да сейчас такой машиной никого не удивишь. Валера, а может, на отдых, в кабак? Там и поговорим… Так домой или отдыхать?

– Покатай-ка меня сперва по городу.

Страшный черный «Хаммер» покатил по проспекту в плотном автомобильном потоке. Бур включил радио, и просторный салон заполнился тягучим блюзом – протяжным и сладким, как пастила. Вдоль дороги замелькали одинаковые билборды: сусально-клюквенный силуэт Москвы с кремлевскими башнями и церковными куполами. Над троллейбусными проводами пестрели растяжки, рекламируя товары и услуги, о которых вор на далекой заволжской зоне ни разу не слышал. За окном из пуленепробиваемого стекла блестели витрины, и припаркованные автомобили грязной пеной оседали на паркингах.

Столица, задушенная синеватым угаром автомобильного дыма, выглядела равнодушно и даже пугающе.

– Москва-а-а… – неопределенно протянул Фомин. – Вроде и город прежний, а присмотреться – в натуре другая планета.

* * *

Фомин, отключившись от недавнего происшествия, молча смотрел в окно, вспоминал, листал книгу жизни, и горечи там было много больше, чем сладости…

Свое прозвище, или, как говорят в лагерях, погоняло, он получил в колонии для несовершеннолетних преступников за то, что отличался скрытным характером и скромными потребностями. Он никогда не грабил старух или многодетных матерей: обычными его клиентами были разжиревшие кооператоры, цеховики и прочие легальные и полулегальные советские миллионеры.