Старый Петербург: Адмиралтейский остров: Сад трудящихся - [49]

, — нанял для своего магазина великолепное помещение в доме Коссиковского, в котором был клуб или малое мещанское общество, возобновил эти прекрасные комнаты, устроил в них свои магазин, а залу оставил для концертов. В зале могут помещаться более 600 особ, эту залу Лихтенталь намерен отдавать для концертов только известным у нас артистам, одобряемым высшим обществом». Но несмотря на усиленную рекламу, которая делалась о зале Лихтенталя, несмотря на то, что Лихтенталем приглашались, действительно, выдающиеся артисты — публика плохо посещала концерты Лихтенталя. Эта неудача объяснялась тем обстоятельством, что в этом доме долгое время был знаменитый бюргер-клуб или мещанское общество, и представители нашего beau-mond'a считали ниже своего достоинства ходить в эту залу. Но крайней мере так объяснял неудачу затеи Лихтенталя Булгарин. Указав, что во времена Александра I здесь были «блистательные концерты Музыкального общества (о них мы говорили выше), на которые собиралось все высшее общество столицы», Булгарин писал дальше[285]: «Не знаю, какими судьбами в этих самых комнатах помещался малый бюргер-клуб, но с тех пор, кажется, забыли, что зала построена именно для музыки и имеет большие акустические достоинства. А. Лихтенталь, переехав в эти комнаты, посвятил залу для концертов. Он совершенно возобновил не только залу, но даже и лестницу, и теперь это едва ли не лучшее концертное место. Конечно, несколько тысяч не войдут в залу, но 300 человек удобно в ней могут поместиться. У Лихтенталя давали концерты знаменитый Серве, Лист, Мауер, Рубинштейн, и после этого, кажется, не стыдно ни одному артисту играть в зале Лихтенталя. Малейшие признаки бывшего здесь клуба исчезли»...

Но повторяем, попытка Лихтенталя потерпела фиаско.

«Цыгане будут петь в центре г. Петербурга у Полицейского моста, в зале танцовального общества, в доме Коссиковского с 5 до 7 часов вечера» — такой анонс появился в «Северной Пчеле» в конце 30-ых годов, и с этого времени вплоть до конца царствования императора Николая I, вплоть до печальных дней севастопольской эпопеи, цыгане стали необходимой принадлежностью петербургских развлечений. Первые годы они приезжали из Москвы на масленице: «На-днях прибыл сюда из Москвы хор цыган Ивана Васильева, с певицами Грушею и Любашею. Извещая о том всех любителей этого рода увеселений, сожалеем, что нам остается едва одна неделя для наслаждения этим оригинальным полудиким и народным пением»[286]. Но приехав к масленице, цыгане гостили обыкновенно весь пост. Давали они свои концерты во всех имевшихся в то время залах — в описываемом нами доме Коссиковского, в зале дома Энгельгардта (напротив Казанского собора, бывший дом учетного банка), дом Татищева (у Симеоновского моста), в доме графа Орлова (бывший дом департамента уделов на Литейном). Время концертов назначалось таким образом, что «к началу спектакля, т.-е. к 7 часам вечера, концерт будет кончен»[287]. Плата за вход бралась 1¹/₂ рубля и 1 р. серебром. Осталось очень характерное описание пения цыган: «Вошел хор цыган. Женщины сели полукругом, мужчины стали позади стульев, а в средине полукруга стал хоревод (курсив наш, «Северная Пчела» хотела ввести русское слово вместо иностранного — «регент») Илья Осипыч! Запели сперва заунывную песнь. Соловьиный голосок прославленной покойным Пушкиным Тани разнесся по зале и зашевелил сердца слушателей, потом пошли разные песни: заунывные и плясовые, и каждый раз раздавались громкие рукоплескания и восклицания «браво, брависиммо»; несколько песень слушатели заставили повторить. Можно смело сказать, что все присутствовавшие приведены были в восторг».[288] Другой отзыв в том же духе: «Все были чрезвычайно довольны плясками и пением цыганского хора. Илья, хоревод, был бесподобен... Знаменитый Илья весь пламя, молния, а не человек. Он запевает, аккомпанирует на гитаре, бьет такт ногами, приплясывает, дрожит, восклицает, воспламеняет, жжет словами и припевами. В нем демон, в нем беснующаяся мелодия. Смотря на него и слушая его, вы чувствуете, что все нервы в вас трепещут, а в сердце кипит что-то невыразимое»[289].

Успеху цыган содействовала и знаменитая Тальони, которая в этот год танцовала на петербургской сцене. «При входе в залу к цыганам, Тальони была встречена хором музыкантов, игравших качучу. Потом пошли пляски и песни цыган. Г-н и г-жа Тальони в восторге от виденного и слышанного ими! Никогда не воображали они, чтобы в этом неученом хоре было столько души, огня, изящества. Добрый Тальони сказал нам, — писала «Северная Пчела»[290], — в полной откровенности: «Если бы я имел когда-либо 20 таких огненных душ в кордебалете, то сделал бы чудные вещи!» Рецензенты того времени, видя увлечение публики таким полудиким пением, старались найти смягчающие обстоятельства и писали такие рацеи[291]: «Иногда весьма приятно из роскошной, богато убранной гостиной, освещенной тысячами огней, блистающей дамскими нарядами, вдруг перенестись в темную рощу и сквозь ветви дерев взглянуть на луну, на звездное небо, словом на природу. Так точно, после нежного, смягчающего душу италианского пения приятно вспомнить русский удалый или заунывной напев, нашу народную мелодию, перенестись в русскую природу». .