Старый патагонский экспресс - [3]

Возможно, «Старый патагонский экспресс» может показаться кому-то слишком мрачной книгой, но это исключительно из-за моего знания испанского. Признаюсь, мне гораздо легче было сохранять отвлеченный легкомысленный тон, когда я писал «Большой железнодорожный базар». Тогда мне было невдомек, о чем говорят люди вокруг меня на японском или на хинди. Но когда ты говоришь с людьми на их родном языке и вникаешь в их неповторимые обороты речи, вплоть до откровенного выражения гнева, или обороты, выдающие отчаяние и безнадежность, это подчас ошеломляет. Схожие ощущения я испытал восемью годами ранее, когда путешествовал по Китаю и мог услышать и страх, и тревогу в китайских фразах.

Эта книга, как и книги, написанные мной прежде, не должна была превратиться в суровое назидательное или пугающее чтение. Я всегда старался, чтобы мои книги приносили удовольствие и радость. Чтобы во время чтения вы вместе со мной смогли увидеть новые лица, услышать незнакомые голоса, почувствовать ароматы дальних стран. Конечно, некоторые из описанных мной картин могут причинить боль, но никогда они не лишают надежды. Отчаяние с его равнодушием и безразличными слепыми глазами подобно старому продавленному креслу, с которого трудно встать. Я глубоко убежден, что любой путешественник по своей натуре является неисправимым оптимистом, а иначе зачем вообще было сниматься с места? И книги о путешествиях должны отражать этот самый оптимизм.

Закончив работу над «Старым патагонским экспрессом», я тут же перешел к наброскам следующего романа «Москитовый берег». Прежде чем сесть за роман вплотную, я вернулся в Центральную Америку и побывал в самых глухих уголках Гондураса. Я вел путевой дневник, но намеренно избегал использования этих заметок как основу для статей или рассказов. Я приберегал их для Москитии, дикой страны из моего романа. Ведь я собирался писать художественное произведение, а не приукрашенные путевые заметки.

Пол Теру, 2008

Глава 1. Поезд «Лейк-Шор Лимитед»

Один из нас в этом вагоне метро явно ехал не на работу. Об этом ясно говорил его большой чемодан. А еще его выдавало выражение лица: судя по загадочной улыбке, он будто знал какой-то чудесный секрет, и его так и распирало от этого знания. Да и что мне было скрывать? Я проснулся утром у себя в спальне, в доме, где провел лучшие годы своей жизни. Вокруг дома все покрывал глубокий слой снега, и только цепочка застывших следов пересекала его по направлению к контейнеру с мусором. Только что закончилась пурга, и вскоре ожидался новый приступ непогоды. Я оделся и зашнуровал ботинки немного аккуратнее, чем обычно, и оставил щетину на верхней губе в качестве основы для усов, которые собирался отрастить. Похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли кошелек и паспорт, и вышел из дома мимо маминых заикающихся часов с кукушкой, направляясь на поезд, который должен был отойти от Веллингтон-Серкл. Это было на редкость морозное утро — самое подходящее утро для того, чтобы отправиться в Южную Америку.

Для кого-то из пассажиров это был поезд до площади Салливана, или до Молочной улицы, или до самой дальней станции «Восточный холм», но для меня это был поезд до Патагонии. Двое пассажиров вполголоса беседовали на незнакомом мне языке; кто-то вез с собой пакеты с ланчем, кто-то держал в руке портфель с бумагами, а одна леди сжимала в руках помятый пакет из магазина. Судя по всему, в нем она везла сделанную накануне покупку, которую собиралась вернуть или обменять (пакет, в котором вы получили ненужную вам вещь, иногда облегчает эту неприятную операцию). Морозный воздух по-своему подействовал на представителей каждой расы: у белых щеки словно натерли румянами, у китайцев кровь совсем отлила от лица, а черная кожа приняла пепельный или желто-серый оттенок. Утром было минус одиннадцать градусов, к полудню стало минус двенадцать, и температура продолжала опускаться. На остановке у Хеймаркета в открытые двери ворвался порыв ледяного ветра, заставивший замолчать беседовавших иностранцев. Скорее всего, это были уроженцы Средиземноморья, они болезненно поморщились от холода. Почти все пассажиры сидели в довольно напряженных позах, прижимая руки к туловищу в надежде сохранить тепло.

Всех их вели в город какие-то дела: работа, покупки, посещение банка, неприятная необходимость заплатить по счетам. Двое держали на коленях толстые тетради, и на корешке одной из них я прочел: «Краткий курс социологии». Какой-то мужчина с солидным видом просматривал свежий выпуск Globe, другой шелестел бумагами из своего портфеля. Леди велела своей маленькой дочке перестать лягаться и сидеть смирно. Сейчас они уже вышли на обдуваемую ветром платформу — через четыре станции вагон наполовину опустел. Они вернутся в поезд вечером, живо обсуждая морозную погоду этого дня. Они успели одеться по погоде, спрятав под теплыми пальто костюмы для офиса. Их лица были полны решимости и — совсем чуть-чуть — преддверием той усталости, которая одолеет их к вечеру. Никакой радости или предвкушения чего-то необычного; все их слова и поступки выверены и повторяются изо дня в день, так же как поездка на этом поезде.