Старый корабль - [56]

В пустынный двор старого дома семьи Суй было просто страшно выходить. С тех пор, как усадьба сгорела, он стал ещё более загадочным. Уже сколько людей с длинными щупами присылали сюда из городка, всё искали драгоценности, оставленные старой, но богатой семьёй Суй. Самое страшное, что после этих изысканий они не всегда возвращались с пустыми руками: однажды, к примеру, наткнулись на осколки фарфоровых чашек и с удовольствием унесли их с собой. После того, как Четвёртый Барин прилюдно стащил с себя бляху от ремня, вопрос стал, похоже, ещё серьёзнее. Двор не только протыкали щупами, но и перекапывали лопатами. Подставку для коровьего гороха сломали, земля везде перекопанная и влажная. Найденных на глубине личинок цикад копатели поджаривали на костре и съедали. Потом вознамерились искать в стенах пристроек. Баопу, как мог, убеждал не делать этого, говоря, что домики могут рухнуть, только тогда копатели вернулись к протыканию земли. Через полдня вся земля вокруг пристроек была в дырках. Потом Цзяньсу и Ханьчжан развлекались, засыпая эти дырки мелким песком.

Когда заработала столовая, готовить дома было уже не нужно. Похоже, утащить котлы на переплавку было очень дальновидным шагом. Все продукты взяли под контроль. Утром, в полдень и вечером, прихватив с собой глиняную посуду, вставали в очередь на раздаче. Там крепкий мужчина орудовал черпаком из тыквы-горлянки с деревянной ручкой и открывал рот, лишь чтобы спросить: «Сколько едоков?» — и загружал соответствующее число черпаков. Баопу никогда не видел в очереди Ли Цишэна и после расспросов узнал, что за едой для него ходят другие. Иногда дядюшка в подражание Ли Цишэну просил Баопу взять еды на его долю. Как-то Баопу принёс ему поесть и увидел, что тот погружён в чтение той самой старинной книги по мореплаванию. Дядюшка только что вернулся из провинциального центра, где сообщал о старом корабле. Это вызвало в нём страстное желание поднять паруса и отправиться в плавание, под нахлынувшими воспоминаниями телом и душой он оказывался среди мачт. Баопу молча присел рядом с дядюшкой. Долистав книгу до определённого места, тот принялся пальцем измерять изображённую там карту, покачивая головой и бормоча:

— От полуночи до полудня, от восхода до заката, северо-запад, юго-восток, северо-восток, юго-запад. — Снова покачал головой, перелистнул ещё одну страницу: — «…Три вахты в направлении имао, чтобы достичь горы Ланмушань, в восьми вахтах в направлении имао будет залив у горы Саньбава, в него не входить. С правой стороны прохода гора вблизи похожа на вход на горную заставу, там известная мель, к востоку два вулкана, у того, что больше к востоку, острая вершина, тот, что больше к западу, изрыгает огонь, проходить, когда корабль приблизится к вулканам. Справа в проходе удобный залив для швартовки, течение быстрое, чтобы пройти, принести жертвенное воздаяние… Внутри прохода цепь из пяти островков, к ним приближаться нельзя, к северо-востоку лежит известная песчаная банка…» — Тут он поднял глаза на Баопу: — Там я везде бывал. В книге всё точно. Эх, вот старый корабль увезли, будь здесь дядюшка Чжэн Хэ, точно отругал бы меня. Но боюсь, что он пошёл бы у них на растопку для столовой.

Баопу не отрывал глаз от книги, он видел её второй раз в жизни. Она была спрятана в стене между кирпичами в жестяной коробке. Он помнил, как много лет назад дядюшка её показывал и как из коробки взлетела пыль, когда он раскрыл её.

— «Одна вахта» — это шестьдесят ли, — объяснял Суй Бучжао, тыкая пальцем. — Кто-кто говорит, что тридцать — чушь это. В этой старой книге отмечено более тридцати вахт, пройденных большим кораблём от пристани Вали, то есть тысяча восемьсот ли отсюда. Отсюда я сделал вывод, что это не тот корабль, что выкопали. К тому же корабли в то время были странными по форме, нынче и представить сложно: мачты из коричного дерева, флаги сплетены из лимонного сорго, а на самой верхушке мачты вырезанная из полудрагоценного камня горлица, которая якобы знает направления ветров во все времена года…

Баопу передал дядюшке горячий горшок, чтобы тот сначала поел. Тот залез в него рукой и вытащил мягкую кукурузную лепёшку. Она была горячая, и он стал перекидывать её из руки в руку:

— Лепёшка на славу приготовлена. И по цвету неплоха. Славная штука коммунизм! — Откусил кусочек, потом вытащил из горшка солёную редьку. Жуя, поинтересовался, кто из женщин готовит в столовой. Баопу назвал несколько имён, Суй Бучжао так обрадовался, что и рот закрывать перестал. — Надо при случае сходить в столовую поразвлечься, поучить их пользоваться водопроводом.

Баопу не понял, чего там учить: вытащил деревянные затычки из стволов, вода и потекла. С этими мыслями он взял горшок и побрёл к себе в каморку.

Баопу и Гуйгуй жили как муж и жена, но ели по-прежнему в столовой. Кормили уже совсем не так, как раньше. В целях экономии старые жернова на берегу реки в конце концов остановили, и из сбережённой фасоли стали варить жидкую кашу. Приходить на раздачу с двумя горшками уже не было нужды, потому что еда состояла из чего-то одного. Обычно это были бобовые выжимки, листики зелени, несколько фасолин, смешанные в жидкую, очень солёную кашу. Жители мучились от жажды, тут и там можно было видеть жадно пьющих воду. Все были недовольны солёной кашей, но никто не удивлялся, беспокоились лишь из-за остановки старых жерновов. Потому что на памяти людей останавливали их не часто. Старики вспоминали, как во времена «смуты длинноволосых»