Старый корабль - [27]

С тех пор Баопу ни одной ночи не спал как следует. И как только он промаялся последние двадцать лет? Много раз, пошатываясь, добирался до проулка семьи Чжао и крадучись забирался под заднее окно Сяо Куй. «Меня хотят выдать за Чжаолу из семьи Ли, — сообщила она. — И, похоже, ничего не поделаешь: решение приняла семья Чжао, и Четвёртый Барин кивком дал согласие». Тут Баопу потерял всякую надежду. Раз Четвёртый Барин кивнул, так и будет. Он постарался как можно быстрее отставить все свои фантазии и тихо сидел у себя на мельничке. Но неотступных дум ничуть не убавилось, и мучений он натерпелся вдосталь. Начались головные боли, голова раскалывалась, и он обмотал её тряпицей. Стало легче, и вспомнилось, что, когда откопали старый корабль, дядюшка тоже ходил с повязкой на голове. Ясное дело, у него тоже страшно болела голова — его корабль затонул, это стало тяжёлым ударом, и душа старика никак не могла успокоиться. Вскоре после того, как Баопу стал носить повязку, Сяо Куй и впрямь выдали за Ли Чжаолу. Узнав об этом, Баопу слёг и валялся в забытьи в своей комнатушке… Прошло немного времени, и по городку разнеслась весть о том, что Ли Чжаолу втихаря уехал в один из дунбэйских[21] городов, чтобы зашибить большую деньгу, а потом вернуться за Сяо Куй. Его действительно не было видно. Сяо Куй вернулась жить, где жила, — в проулок семьи Чжао. Однажды ночью случился большой ливень, гром гремел не переставая. Огромная молния расщепила высокое дерево у старой мельнички, и этот ужасный грохот слышали во всём городке. Разбуженному громом Баопу было уже не уснуть, пару часов он проворочался на кане, потом заболела голова, и он снова повязал повязку. В ночи ему показалось, что откуда-то издалека его зовёт Гуйгуй. Накинув одежду, он выскочил из комнатушки и помчался по слякоти в дождливой дымке. Он не знал, сколько бежал, и не понимал, куда его занесло. Вытерев мокрое от дождя лицо, поднял голову и обнаружил, что стоит под окном Сяо Куй. Кровь в жилах забурлила. Он постучал в окно. В нём появилась заплаканная Сяо Куй. Но окна не открыла. Кровь бросилась Баопу в лицо, щёки налились жаром, звонко, как струна, лопнула повязка на голове. И он взломал окно кулаком.

Всё тело похолодело, но, заключив Сяо Куй в объятия, он ощутил, как грудь словно опалило жаром. Сяо Куй отчаянно сопротивлялась, тяжело дыша и скрестив руки на груди. Он отвёл их, и она тут же стала гладить его грубые ладони. В темноте слышалось её тяжёлое дыхание, она словно задыхалась, постанывая. Баопу распустил её длинные волосы и скинул то немногое, что на ней было, бормоча словно сам с собой:

«Вот так вот, ты пойми. Уже не знаю, куда мне деваться, каждый день такая беда. Молния что-то пополам расколола. Боишься, поди, ни зги не видать. Бедняжка, вот так, вот так… Сверчкова клетка рассохлась на ветру, ткни рукой — и рассыплется. Бедолага он бедолага и есть… Ну куда деваться, глянь, хуже меня и нет никого. Вот так, вот так. Твои ручки, о-хо-хо, я весь щетиной оброс. Ну и болван же я, камня кусок. А ты, ты… Снова гром гремит, вот расколола бы меня молния. Ладно, не буду об этом. Ты, твои ручки. Ну как тут быть! Ты, Сяо Куй, Сяо Куй… — Сяо Куй целовала его без остановки, и он перестал бормотать. А при вспышке молнии увидел, как у неё по телу течёт пот. — Не раз думал отнести тебя к себе, — продолжал он. — Заперлись бы там и не выходили. Старый жёрнов пусть себе вертится, а мы с тобой так и жили бы, в своём домике».

Сяо Куй не промолвила не слова. Её глаза пробудили воспоминание о том, как всё было пару лет назад под ивами, вспомнились её слова: «Рано или поздно я стану твоей». — «Славно», — исполненный счастья, шепнул он ей на ухо.

Несколько ночей подряд после грозы Баопу сладко спал. Ему хотелось разделить радость с братом и сестрой, и он приходил к ним поболтать. Лицо Ханьчжан светилось добром, а у Цзяньсу настроение вдруг испортилось, вокруг его глаз легли чёрные круги. «Не везёт мне в любви», — сказал он, Баопу ничуть не удивился, лишь долго вздыхал. Никуда не денешься, такая уж доля у нынешнего поколения семьи Суй: любовь случается, а жениться не выходит… Пару дней спустя вернулся Чжаолу. Целый год не было видно этого человека, работавшего в чужих краях, лицо посерело, резко обозначились скулы. Но он заявил, что снова уедет и вернулся лишь для того, чтобы «не откладывать с ребёнком». — Провёл в Валичжэне чуть больше месяца, сказал: «Ну, хватит!» и снова отправился в Дунбэй. И уже не вернулся. Через полгода пришло известие о его смерти: его завалило в шахте на глубине несколько сотен метров. Сяо Куй больше не ступала из проулка семьи Чжао ни шагу. Потом Баопу встретил на улице женщину в трауре и узнал в ней Сяо Куй.

Сяо Куй родила Малыша Лэйлэй. Баопу всё больше слабел и потом свалился в болезни. Го Юнь щупал ему пульс, разглядывал налёт на языке, внимательно осматривал руки и спину. На коже Баопу выступили пятна, мучил жар и жажда, появились качественные изменения на языке пурпурной окраски. «Внутренний жар не разрешился, — вздохнул старик-лекарь, — обволакивающий снаружи увеличился, жизненные силы — дыхание и кровь — страдают от огня, жар мешает деятельности сердца». И выписал так называемый «рецепт Нефритовой Девы»: сварить соломоцвет двузубый, добавить измельчённый корень наперстянки и чёрный женьшень. Баопу попринимал лекарство несколько дней, ему стало лучше, но пятна на коже остались. Го Юнь выписал рецепт отвара и от них: один лян