Старый холостяк - [5]

Беллмур. Ей-богу, ты — старый распутник удивительно хороших правил. Вдохновляй нас, молодых, и дальше — с годами, может быть, мы сравняемся с тобой в порочности.

Хартуэлл. Я хочу, чтобы каждый был тем, чем силится выглядеть. Пусть распутник, не уподобляясь Вейнлаву, распутничает, а не целует страстно комнатную собачку, когда ему противно сорвать поцелуй с губ ее хозяйки.

Беллмур. Что ж, бывает и так, если собачка пахнет приятней, потому что ведет себя чистоплотней. Впрочем, не ополчайся на маленькие уловки такого рода, Джордж; ими нередко завоевывают женщин. Кто откажется поцеловать комнатную собачку, если это преддверие к устам хозяйки?

Шарпер. Или в жаркий день упустит случай обмахнуть даму веером, если это сулит возможность согреть ее в объятьях, когда она озябнет?

Беллмур. Или, на худой конец, почитать ей пиесу, хотя она обязательно прервет тебя на самом остроумном месте, а засмеется не раньше, чем смешное останется позади? В предвкушении награды можно стерпеть даже это.

Хартуэлл. Не спорю, состоя при женщинах, вы, ослы, несете и более тяжкое бремя: вам вменяется в обязанность наряжаться, танцевать, петь, вздыхать, хныкать, сочинять стихи, льстить, лгать, улыбаться, раболепствовать и вдобавок делать самую непосильную работу — любить.

Беллмур. Глупец! По-твоему, любить — непосильный труд?

Хартуэлл. Разве нет? Домогаться любви, преодолевая такие препятствия, это все равно что унаследовать обремененное долгами поместье, которое, даже тогда, когда их выплатишь, даст тебе один доход — право пахать землю своими руками и поливать собственным потом.

Беллмур. Скажи на милость, а ты как любишь?

Шарпер. Любит? Хартуэлл? Да он ненавидит весь женский пол.

Хартуэлл. Да, я ненавижу лекарства, но готов принимать их, если здоровье требует.

Беллмур. Отлично, Джордж, лучше признайся заранее, на случай, если собьешься с пути.

Шарпер. Он ищет себе хоть какое-нибудь оправдание — ты же видишь, что с ним творится.

Хартуэлл. Что ты хочешь сказать?

Шарпер. Только одно: если распутство, как ты выражаешься, есть слабительное, то женитьба, на мой взгляд, — это курс лечения.

Беллмур. Что я слышу, Джордж? Неужто ветер подул в эту сторону?

Хартуэлл. С таким же успехом он может подуть в любую другую. Черта с два! Я надеюсь, что небо смилостивится надо мной. Я видел на своем веку слишком много ловушек, чтобы угодить в одну из них.

Беллмур. Да кому, черт побери, ты нужен? Разве что торговке устрицами с Биллингзгета[17] — при твоем умении ругаться ей легче было бы сбывать залежалый товар. Ничего лучшего тебе при своих талантах не найти.

Хартуэлл. Мой главный талант — умение говорить правду; поэтому я и не жду, что он стяжает мне симпатии высшего общества. Хвала небесам, я честно заслужил ненависть всех знатных семей столицы.

Шарпер. И в ответ сам ненавидишь их. Но можешь ли ты надеяться, что какой-нибудь знатный дом захочет с тобой породниться?

Хартуэлл. Я надеюсь, что меня никогда не постигнет такая страшная кара, как получить знатную жену, стать рогачом первого класса и носить свои рога с тем же достоинством, что геральдический олень на гербе моей супруги. Черт побери, я не стану рогоносцем даже при самой прославленной шлюхе Англии!

Беллмур. Неужели тебе не хочется обзавестись семьей? И печься о своих детях?

Шарпер. Ты хотел сказать — о детях своей жены?

Хартуэлл. Вот теперь ты попал в точку — вся загвоздка именно в этом. О, как буду я горд и рад, если мой сын и наследник окажется похож на какого-нибудь герцога! Какое счастье услышать, как насмешник-щеголь с издевкой бросает тебе: «Сударь, ваш сынок страшно напоминает его светлость: и улыбка, и выражение лица — совершенно те же.» А другой подхватывает: «По-моему, глазами он больше смахивает на маркиза такого-то, хотя рот у него — точь-в-точь, как у лорда как-бишь-его.» Я же с беззаботным видом беру малыша за подбородок, выдавливаю из себя улыбку и восклицаю: «Да, мальчишка пошел в родню своей матери!» — хотя и дьявол, и она сама отлично знают, что он — помесь пород знати.

Беллмур. Ха-ха-ха!

Шарпер.!

Беллмур. И все же, Джордж, позволь задать тебе один вопрос.

Хартуэлл. Довольно! Я и так заболтался. Надеюсь, с ответом можно повременить — я тороплюсь. (Смотрит на часы.)

Беллмур. Ну, Джордж, пожалуйста…

Хартуэлл. Нет. Мало того, что я занят. Сюда еще направляется один болван. Adieu! (Уходит.)

Беллмур. Кого он имел в виду? А, это сэр Джозеф Уиттол со своим другом. Но он завернул за угол и пошел в другую сторону.

Шарпер. Сэр Уиттол? Что он за чудо такое?

Беллмур. Обыкновенный дурак.

Шарпер. Наряд у него крикливый.

Беллмур. Зато подкладка убогая. И все-таки тебе стоит с ним познакомиться, Том. Капелька твоей алхимии — и эту грязь можно превратить в золото.

Шарпер. Серьезно? Ну что ж, я нищ, как всякий алхимик, и, как алхимик, буду лезть из кожи. А кто сопровождал его? Уж не дракон ли, охраняющий клад?

Беллмур. Какой он дракон, чтоб ему пусто было! А если и дракон, то из робких. Ручаюсь, ярость в нем дремлет, а если и проснется, его достаточно отхлестать, и она снова мирно уснет.

Шарпер. Вот он какого поля ягода!

Беллмур. Именно такого, а этот старый дуралей сэр Джозеф Уиттол обожает его, считает примером доблести, называет своей опорой и спиной. Они, действительно, неразлучны, только вот прошлой ночью, не знаю уж по какому недоразумению, наш достойный рыцарь остался один и угодил в лапы грабителей. Те наверняка обчистили бы его, но я случайно проходил мимо и подоспел на выручку. По-моему, он отчаянно струсил: не успел вырваться, как тут же задал стрекача, не взглянув даже, кто его спас.