Старый дом - [184]

Однако, услышав просьбу Кабышева о втором тракторе, Харитон Кудрин сделал страдальческое лицо:

— Ох, не могу, дорогой, пойми ты меня! Вот, читай телеграммы: на станцию прибыл цемент для нашего колхоза, будем вывозить. Без цемента нам хана, понимаешь? Так что выкручивайся как-нибудь…

…Наутро следующего дня под окна колхозной конторы с грохотом подкатил гусеничный трактор, волоча за собой неуклюжие сани, сколоченные из цельных бревен. Сквозь стекло кабины проглядывала сумрачная фигура Очея Самарова. Вскоре из конторы, поругиваясь с кем-то на ходу, выскочил Васька Лешак. Из-за бездорожья председательский "газик" поставили на прикол, и по воле бригадира Василий, по его же выражению, превратился в "мелкую затычку" — каждый день его посылали на разные работы. Сегодня снарядили ехать на станцию за цементом Настроение у него совсем испортилось, когда он узнал, что ехать придется с Очеем. Успокаивало лишь то, что документы на получение цемента доверили ему: как-никак, когда у тебя и кармане лежат бумаги с печатями, чувствуешь себя начальником.

Морозец пощипывал кончики ушей, но Василий принципиально не стал садиться в кабину к Очею, заявив, что при одном лишь виде его сонной физиономии у него начинаются рези в животе. Каково же было изумление Васьки, когда он, перевалившись через высокий дощатый борт тракторных саней, обнаружил там притулившегося в углу Григория Самсонова! Завернувшись в добротный овчинный тулуп, Самсонов сидел на груде сухого сена, рядом с ним угловато топорщились два мешка. Завидев Лешака, он обеспокоенно придвинул мешки ближе к себе. Но уже через секунду Васькино удивление столь неожиданной встречей сменилось неподдельным умилением:

— О-о, Григорий Евсеич, ты ли это? Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь, Григорий Евсеич? Здоровьишко ничего, бегаем помаленьку, а? Дня не проходит, чтоб не вспоминал тебя, все думаю зайти, да времени никак не хватает. Ты мне даже во сне приснился, будто под одним солнышком портянки сушим!

Самсонов полоснул Лешака ненавидящим взглядом и спрятал лицо в воротник тулупа. Василий тем временем подобрался к ого мешкам и принялся деловито ощупывать их.

— Ого, Григорий Евсеич, никак мясо? Куда тебе столько, уж не на Северный ли полюс собрался зимовать? Подумать только, четыре тушки, обожраться можно! Так куда, говоришь, едем?

К счастью Самсонова, как раз в этот момент трактор тронулся с места. Он притворился, будто не расслышал Васькиных слов. Чтобы избавиться от дальнейших приставаний Лешака, плотнее завернулся в тулуп и прикрыл глаза, не переставая зорко следить за попутчиком. И какой только шайтан принес его сюда! До последней минуты все складывалось как нельзя лучше: прослышав накануне о том, что на станцию должен отправиться трактор, он зазвал к себе Очея. После второго стакана самогонки тот согласился подбросить его на станцию. Что ни говори, в городе народу много, каждый хочет наваристых щей с мясом, а в магазины, видать, не всегда успевают подбрасывать… Односельчане сдали лишних овец на колхозную ферму по государственной цене, а он. Самсонов, не будь дураком, взял и утаил четырех овечек. И вот теперь с барышом будет. Все шло так хорошо, но в последнюю минуту удача покинула его, леший принес этого пса!

Тем временем Васька Лешак придвинулся вплотную к Самсонову, прикрыл ноги чужим тулупом и, силясь перекричать шум трактора, принялся орать над самым ухом:

— Григорий Евсеич, тулупом своим пользуешься единолично, нехорошо! Не будь индивидуалистом, подумай о ближнем!.. Значит, нелегально едем в город, на базар? Будем торговать мясом, грабить доверчивых горожан, то есть спекулировать, а?

При этих словах Самсонов нервно задвигался, стрельнул в Лешака трусливым взглядом:

— Скажешь тоже… Шутник ты, хе-хе…

— Ладно, Григорий Евсеич, об этом я не стану распространяться. Могила, ясно? Я, к примеру, не телеграфный столб, который с одной стороны принимает, а с другой передает… Дорога нам предстоит долгая, а я, шут его дерн, забыл захватить из дому съестные продукты. Надеюсь, ты оказался дальновиднее? Ага, вижу, котомочка при тебе… Хвалю за сообразительность! Старики как нас воспитывали? Заповедь первая: раздели с ближним кусок стой! Ну и, кроме всего прочего, на первой остановке сбегаешь за четвертинкой, деньги я тоже оставил в пиджаке, на третьей вешалке от двери…

Всю половину пути Самсонов клял и ругал про себя неудачную дорогу, Ваську Лешака и весь белый свет. Но выразить свои мысли вслух он не решался, опасался, что Васька расскажет о нем в конторе, тогда греха не оберешься… Эх, не удалась дорога!

Говорят, от Акагурта до станции сорок километров. Но все зависит от того, на чем ехать. Если, скажем, лошадка резвая, то эти сорок километров сойдут за двадцать, а на заморенном мерине — все шестьдесят. Другое дело трактор: как ни старайся, а больше семи километров в час не выжмешь. Если выехать из Акагурта в двенадцать часов, то к семи вечера впереди замаячат огни городка. Дорога наезжена, лишь в ложках попадаются снежные заносы и сугробы, через них трактор переваливает с трудом, но дальше дорога снова ровная, как карта. Если почувствуешь, что ноги начинают коченеть, слезай с саней и пробегись до поту, все равно трактор далеко не уйдет — семь километров в час… Зимой по этой дороге автомашины не ходят, а если какой-нибудь отчаянный шофер отважится, то дело обычно кончается тем, что он бежит в ближайшую деревню и со слезами упрашивает механизаторов подкинуть на выручку дизелишко. В зимнюю пору самый надежный транспорт — трактор: медленно, зато верно…