Старые мастера - [38]
Будь здесь немного меньше толкотни и всего несколько черных ландо под высокими деревьями, я бы мог вам описать увиденную своими глазами одну из прекрасных картин Паулюса Поттера, будто вышитых терпеливой иглой и искусно оттененных синевато-зелеными полутонами, — одну из тех картин, какие он создавал в дни сосредоточенного труда.
Истоки и характер голландской живописи
Голландская школа возникла в первые годы XVII века. При некотором злоупотреблении датами можно было бы установить день ее рождения.
Она — последняя, быть может, самостоятельная и, уж конечно, наиболее самобытная из великих школ. Перед нами два весьма родственных явления, возникших одновременно при одних условиях: новое государство и новое искусство. Уже не раз говорилось, причем очень убедительно и красноречиво, о происхождении голландского искусства, о его характере, целях, средствах, своевременности его возникновения, быстром росте, новизне и своеобразии и особенно о той внезапности, с какой оно, уже на следующий день по заключении перемирия, появилось на свет вместе с самой нацией, свидетельствуя о живом и естественном расцвете сил народа, увидевшего счастье в жизни и стремящегося познать себя как можно скорее. Поэтому я только мимоходом коснусь исторической стороны предмета, чтобы скорее перейти к тому, что для меня важнее всего.
Голландия никогда прежде не выделялась обилием национальных живописцев, и, быть может, именно в силу этой былой скудости она могла позднее насчитать столь большое количество художников, и притом, несомненно, своих собственных. До тех пор, пока она была слита с Фландрией, именно Фландрия мыслила, создавала и писала за нее. Голландия не имела ни своего ван Эйка, ни своего Мемлинга, ни даже своего Рогира ван дер Вейдена. Лишь на мгновение падает на нее отсвет брюггской школы; она может гордиться тем, что в начале XVI века произвела на свет своего местного гения — живописца и гравера Луку Лейденского. Но Лука Лейденский не создал никакой школы: эта вспышка голландской жизни погасла вместе с ним. Как и Дирк Баутс из Харлема, почти что теряющийся в стиле и манере первоначальной фламандской школы, так и Мостарт, Скорель, Хемскерк, несмотря на все их значение, не являются индивидуальными талантами, отличающими и характеризующими страну.
Впрочем, тогда итальянское влияние одинаково захватило — от Антверпена до Харлема — всех, кто владел кистью. И это было одной из причин того, что границы стирались, школы смешивались, художники теряли свое национальное лицо. Не осталось в живых даже ни одного ученика Яна Скореля. Последний, самый знаменитый, величайший портретист, который вместе с Рембрандтом и наряду с Рембрандтом составляет гордость Голландии, художник, одаренный мощным талантом, прекрасно образованный, разнообразный по стилю, мужественный и гибкий по натуре, космополит, утративший все следы своего происхождения и даже свое имя, — Антонис Мор, или, вернее, Антонио Моро, Hispaniarum regis pictor, как он себя называл, умер после 1588 года.
Оставшиеся же в живых живописцы почти перестали быть по духу своего творчества голландцами; они не были ни лучше организованы, ни более способны обновить школу. Это были: гравер Гольциус, Корнелис Харлемский, подражавший Микеланджело, Блумарт, приверженец Корреджо, Миревёльт, хороший художник-физиономист, искусный, точный, лаконичный, немного холодный, вполне современный, но мало национальный. И все же только он один не поддался итальянскому влиянию. При этом, заметьте, он — портретист.
Любить то, что похоже, рано или поздно к этому вернуться, пережить себя и найти спасение в портретной живописи — такова была судьба Голландии.
Между тем, к концу XVI века, когда портретисты уже создали школу, стали появляться и формироваться другие художники. С 1560 до 1597 года замечаешь довольно большое число этих новорожденных: это уже наполовину пробуждение. Благодаря множеству противоречий, а следовательно, большому разнообразию талантов, вырисовываются различные направления и бесконечно умножаются пути. Художники испытывали себя во всех жанрах, во всех цветовых гаммах: одни признают светлую манеру, другие — темную. Светлая — защищается рисовальщиками, темная, внушенная итальянцем Караваджо, — колористами. Начинаются поиски живописности, художники вырабатывают правила светотени. Палитра становится свободнее, рука — тоже. У Рембрандта появляются уже прямые предшественники. Жанр в собственном смысле слова освобождается от обязательных методов исторической живописи. Вскоре получит окончательное выражение и современный пейзаж. Наконец, создается особый, почти исторический и глубоко национальный жанр — гражданская картина. На этом приобретении, наиболее совершенном по, форме, заканчивается XVI и начинается XVII век. В жанре этих больших полотен с многочисленными портретами — dоеlеn или regenten-stukken, следуя точному наименованию этих специально голландских произведений, — впоследствии будет найдено нечто другое, но лучшего не будет создано ничего.
Как видите, это только зародыши школы, но самой школы еще нет. В талантах нет недостатка, они в изобилии. Среди этих художников, находящихся на пути к тому, чтобы завершить свое художественное образование и окончательно определиться, есть искусные мастера, найдутся даже одия-два больших живописца. Морельсе, происшедший от Миревельта, Ян Равестейн, Ластман, Пейнас, неоспоримый мастер Франс Хальс, Пуленбург, ван Схотен, ван де Венне, Томас да Кейсер, Хонтхорст, Кейп старший, наконец, Эсайяс ван де Вельде и ван Гойен уже были зарегистрированы в метрических книгах 1597 года. Я привожу имена без всяких пояснений. Вы сами легко узнаете в этом перечне тех художников, чьи имена сохранит история, и, конечно, различите тех, чьи имена представляют лишь отдельные попытки, а чьи предвещают будущих мастеров. И вы поймете тогда, чего еще недоставало Голландии и чем ей непременно нужно было овладеть под угрозой лишиться своих лучших надежд.
Роман «Доминик» известного французского художника и писателя Эжена Фромантена (1820–1876) – тонкий психологический рассказ-исповедь героя, чья жизнь сломлена и опустошена всепоглощающей любовью к женщине, ставшей женой другого.
Книга представляет собой путевой дневник писателя, художника и искусствоведа Эжена Фромантена (1820–1876), адресованный другу. Автор описывает свое путешествие из Медеа в Лагуат. Для произведения характерно образное описание ландшафта, населенных пунктов и климатических условий Сахары.
В однотомник путевых дневников известного французского писателя, художника и искусствоведа Эжена Фромантена (1820–1876) вошли две его книги — «Одно лето в Сахаре» и «Год в Сахеле». Основной материал для своих книг Фромантен собрал в 1852–1853 гг., когда ему удалось побывать в тех районах Алжира, которые до него не посещал ни один художник-европеец. Литературное мастерство Фромантена, получившее у него на родине высокую оценку таких авторитетов, как Теофиль Готье и Жорж Санд, в не меньшей степени, чем его искусство живописца-ориенталиста, продолжателя традиций великого Эжена Делакруа, обеспечило ему видное место в культуре Франции прошлого столетия. Книга иллюстрирована репродукциями с картин и рисунков Э. Фромантена.
Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.Эссе о европейской церковной музыке в форме беседы Серапионовых братьев Теодора и Киприана.
Эссе о стране, отделённой Великой стеной, на сорок веков замкнутой от внешнего мира, где исповедуют другие религии, где были другие исторические традиции и другое мировоззрение. Взгляд на происходящее с той стороны стены, где иная культура и другой образ мышления. Отличаются ли системы ценностей Запада и Востока?
Рассказы и статьи, собранные в книжке «Сказочные были», все уже были напечатаны в разных периодических изданиях последних пяти лет и воспроизводятся здесь без перемены или с самыми незначительными редакционными изменениями.Относительно серии статей «Старое в новом», печатавшейся ранее в «С.-Петербургских ведомостях» (за исключением статьи «Вербы на Западе», помещённой в «Новом времени»), я должен предупредить, что очерки эти — компилятивного характера и представляют собою подготовительный материал к книге «Призраки язычества», о которой я упоминал в предисловии к своей «Святочной книжке» на 1902 год.