Старые друзья - [10]

Поясню, почему это обстоятельство важное. А потому, что мы, старожилы, в своем микрорайоне знаем друг друга с детсадовских горшков, со школьных парт. Подружки, которых мы за косички дергали, нынче бабушки, да и мы сами тоже давно козлами не скачем. Лишь чудом уцелевший от градостроительства дуб стоит, как стоял, могучий и навсегда. «Здесь мой причал, здесь все мои друзья», — как поется в знаменитой песне «Течет Волга». Потом, конечно, появились и фронтовые друзья, но причал мой здесь.

У меня есть верная примета: если день начинается со встречи с хорошим человеком, то кончается бранью, с угрозами и выражениями. Я уже собрался было к Елизавете Львовне, как позвонил Ваня Медведев (полвека назад был Ваня!), председатель нашего совета ветеранов: «Антоныч, есть дело, жду тебя в девять тридцать». — «Какое дело, Иван Кузьмич?» — «Службу забыл, солдат! Ладно по секрету: несмотря на твои незрелые высказывания, совет тебя отметил».

Человек слаб, ему куда приятнее, когда его хвалят, а не топчут ногами. Отправился в соседний дом, где на первом этаже обосновался совет ветеранов. Вообще я там нечастый гость: бесконечные воспоминания, кто где воевал и какие подвиги за ним числятся, порядком надоели, тем более что, кроме самого Медведева, никто из нас на фронте особенно не отличился. К тому же несколько лет назад я, как напомнил Медведев, незрело высказался, чем вызвал гневное возмущение и общественное ветеранское порицание. Виной тому оказалась моя начитанность. От Мишки-пушкиниста, нашего с Андрюшкой старого кореша, я узнал, что Александр Сергеевич любил философа Монтеня и частенько его почитывал. А нужно сказать, что к Александру Сергеевичу я отношусь с исключительным уважением и вкусу его всецело доверяю. Охоту на Монтеня я начал с букинистических магазинов, где подвергся унизительному и обидному осмеянию со стороны продавцов, с постукиванием пальцем по лбу и ядовитым: «А Плутарха не желаете? Овидия Назона и Апулея завернуть не прикажете?» Один сердобольный букинист, книжный червь старой школы, проникся ко мне сочувствием, посоветовал не тратить время зря и отдаться на съедение толкучкам, что я и сделал: шастал по ним с плакатом на груди, вроде тех, что носят бездомные американские негры, с надписью: «Нужен Монтень». Плохо зная чернокнижную конъюнктуру, я и здесь прослыл человеком несерьезным, наивняком и даже мошенником, ибо предлагал за Монтеня не воистину ценный товар, вроде «Пером и шпагой» и «Брильянты для диктатуры пролетариата», а бог знает что — всякого рода классику. Шастал по толкучкам я недели две, заслужил от книжных жучков малопочетное прозвище «старый лопух», но зато познал подлинную стоимость художественной и почти художественной литературы, что и привело меня в конце концов к заслуженному небывалому триумфу. Испросив на коленях прощения у скончавшегося четыре века назад великого философа, я нагло начертал на плакате: «Меняю дореволюционный «Половой вопрос» с иллюстрациями на двухтомник Монтеня», с высоко поднятой головой отправился на толкучку, где сразу же из наивняка, старого лопуха и мошенника превратился в исключительно уважаемого жучками коллегу. Через каких-нибудь полчаса один из них, почти что интеллигентный и авторитетнейший на толкучке пройдоха, организовал мне обмен баш на баш плюс десятка, которую я уплатил в качестве отступного за членовредительство, ибо с таким искренним чувством благодарности обнял пройдоху, что вывихнул ему плечо. Самое интересное, что «Половой вопрос» я обнаружил у бабки Глаши, которой приносил пенсию, подготовленным к сдаче в макулатуру, так что бесценный Монтень достался мне практически бесплатно. Эту неслыханную великолепную чернокнижную операцию я полагаю одной из удач своей жизни. Читаю я двухтомник, как верующий Библию, истово и с преклонением, и многое себе выписываю, дабы чужой мудростью обогатить свои мозги. Из-за Монтеня я и пострадал. Когда к сорокалетию Победы ветеранов поголовно наградили орденами Отечественной войны, состоялось общее собрание с бурным торжеством и ликованием — шутка ли, все вдруг стали орденоносцами. И тут я взял слово.

— Боевые товарищи и друзья, — сказал я, — кто из вас читал. Мишеля Монтеня, великого французского философа периода средневековья, поднимите руки… Но хоть слышали? (Неодобрительные реплики из зала.) Так вот, дорогие мои, относительно орденов Мишель Монтень говорил, цитирую дословно: «Так как вся ценность и весь почет этих знаков отличия покоятся на том, что они присваиваются лишь небольшому числу людей, то широкая раздача их равносильна сведению их на нет». Том первый, страница 335 (снова неодобрительные реплики в адрес Монтеня и мой). Итак, чего обрадовались? Давайте нашей коллективной памятью припомним, за что солдат такой орден на фронте получал. Вот ты, Калугин, за подбитый танк, а ты, Величко, за пять или шесть «языков» и так далее. Это я понимаю, кровью своей «Отечественную» заработали! А тут на тебе — всем без разбора, даже мне, который с натяжкой «За отвагу» получил. Знаете, за какие заслуги нам ордена дают? За то, что мы до сих пор живы. Поэтому вношу предложение: обратиться к правительству с призывом сэкономить драгоценные металлы и вместо орденов отчеканить в честь сорокалетия бронзовые медали.