Старые друзья - [13]
С е н я. Мы запомнили этот полдень на всю жизнь.
Ш у р а. Мы возвращались домой и думали: сегодня наш день. И хотелось, чтобы он шел медленно-медленно. А уже шла война. Уже лилась кровь. И у нас уже стреляли зенитки, а мы думали, что это гроза. (Пауза.) Ты куда?
С е н я. У меня начинается работа.
Л е ш а. Обожди. Сейчас все пойдем.
Вбегает Т а м а р а.
Т а м а р а. Ребята! Я на минутку! Я в самовольной отлучке. (Здоровается.)
Л е ш а. Тамара! Сначала надо приветствовать старших по званию.
Т а м а р а. Раз я в самовольной отлучке, могу не соблюдать дисциплину.
Л е ш а. Отправлю я тебя сейчас к коменданту, он тебе разъяснит.
Т а м а р а. Не пугай. И так еле живая от страха. Капитана нет, подписать некому. Думала-думала и решила сбегать на минутку. По улице бегу, перед каждым военным вытягиваюсь, боюсь, остановят. Иду — патрули высматриваю, обхожу переулками.
Л е ш а. Применяешься к обстановке. Человеком становишься — образовали тебя.
Ш у р а. Беда, Тамара. Всё поели — придется без процесса еды.
Т а м а р а. Не хочу я есть. Да и некогда. А вы что скучные? Словно выпили и недопили…
Л е ш а. Угадала. Но будущее-то время все-таки есть?
Т а м а р а. Ты о чем?
Л е ш а. Если будущее есть, все в порядке.
Ш у р а. И мир в основном прекрасен.
Л е ш а. В основном прекрасен. Я сейчас пойду к своим артиллеристам. Веселым мальчикам из бессмертного племени «Прощай, молодость!». Я пойду к своей пушке. Я не могу вам сказать, где она стоит. Она стоит на окраине. Чтобы бить прямой наводкой по фашистским танкам, если они сунутся. Они могут сунуться — они нахальные… (Пауза.) По коням!
С е н я. Пошли, пошли!
Л е ш а. И ты, Тамара, с нами. А то еще попадешь в историю.
Т а м а р а. Дайте мне с Елизаветой Ивановной повидаться. Не на вас же я пришла смотреть.
Ш у р а. Грубо, мой друг.
Т а м а р а (кричит). Елизавета Ивановна!
Входит Е л и з а в е т а И в а н о в н а.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Кто меня зовет? Тамара! Я все-таки попробую организовать чай.
Т а м а р а. Елизавета Ивановна! Здравствуйте и прощайте! Поздравляю и ухожу. Я в самовольной отлучке.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Без чаю не отпущу.
Л е ш а. Чай для нас, военных, не напиток. Верно, Тамара?
Т а м а р а. Елизавета Ивановна! Только не обижайтесь. Вот каша в концентрате. Вы не обижайтесь, она вкусная, с маслом.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Ребята, у вас совести нет. Завалили меня подарками. Тонин день, а я за нее отдувайся.
Т а м а р а (у пианино, напевает).
Л е ш а. Тамара! Была команда — на выход.
С е н я. Побежали, ребята, я опаздываю.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Шура! Хоть ты оставайся. До десяти еще далеко.
Л е ш а. Верно, Шурка, оставайся. Куда тебе спешить?
Ш у р а. Мне спешить некуда.
Л е ш а. Елизавета Ивановна! Зайдем в будущем году в это же время. Антон чтоб был в полном параде — в белом платье. (Тамаре.) Концентраты в подарок приниматься не будут. Запомни.
Тамара, Леша и Сеня уходят.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Раньше, когда я читала про осаду в книгах, мне казалось, что люди сидят и ждут. А тут все спешат. И гражданские и военные. Вот твоя пепельница. Кури. (Пауза.) Что не куришь — не хочется?
Ш у р а. Табаку нет. А вы тоже спешите?
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Начинаю. С осени у нас будут нормальные занятия.
Ш у р а. Если бы Антон был, все же подольше бы посидели. Ее все любят. Когда она нас с Володей провожала — мы и были-то вместе на вокзале каких-нибудь полчаса, — к ней некоторые ребята привязаться успели и потом вспоминали. Она была ласковая, веселая…
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Она ведь девочка хорошая, только взбалмошная. Я с ней не попрощалась. Я на оборонных работах была, когда их госпиталь эвакуировали.
Ш у р а. Она мне писала.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Она тебе часто пишет?
Ш у р а. Я ей часто пишу. Одно время не писал, когда правая вышла из строя, а левой еще не научился. Тогда она часто писала.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Про руку-то писал?
Ш у р а. Нет.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Так я и знала. (Пауза.) Думаешь, поправится рука-то?
Ш у р а. Не поправится.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Врачи-то хорошие ли? Может, ошибаются…
Ш у р а. Не ошибаются. Я смотрел по учебникам. Не поправится.
Пауза.
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Посылку-то я раскрыла, а письмо напоследок оставила. Садись, будем читать. Читай, а то не справляюсь я с ее иероглифами.
Ш у р а (читает). «Мамочка. Подружка моя. Пишу, стоя на одной ноге. Сейчас выяснилось, что будет оказия в Ленинград. Посылаю тебе десять луковиц и десять самых нежных поцелуев…»
Е л и з а в е т а И в а н о в н а. Не торопись.
Ш у р а (читает). «Все это может попасть к двадцать первому, к моему дню. Лишь бы не опоздало… Я в этот вечер буду думать о тебе, мамочка! А ты обо мне. Вот мы и вместе. Только ты не вздумай плакать без меня. Мы встретимся и поплачем всласть вместе. Я только сейчас поняла, какая ты моя подружка. Главнее Милочки. Кстати, что с ней — она не пишет мне тысячу лет. Разыщи ее и покорми, если есть возможность. К будущему Антонову дню я буду на месте, без опоздания. Ты приготовь мне белое платье. Мне еще можно будет в нем ходить, я еще не буду пожилая? Интересно, придет ли кто-нибудь в этот вечер? Помнишь, Леша Субботин в прошлом году отдавал приказания. Хоть бы Тамара пришла — чем только ты ее кормить будешь?! Вот Шурка, если свободен, придет обязательно, он аккуратный. Очень беспокоюсь я за Володю. Я и за вас беспокоюсь, я знаю: у вас очень тревожно. Но вы как-то все вместе. А Володя неизвестно где, и неизвестно, что с ним… Меня зовут. Целую. Твой Антон.