Старуха - [2]

Миша, однако, не переставал недоверчиво покачивать головой.

– Ну всё равно… неожиданно это как-то… Вроде бы ничто не предвещало.

Димон закатил глаза кверху и передразнил приятеля:

– Не предвещало! А ты что ж, думаешь, на физиономии у человека, которому недолго осталось, трупные пятна должны выступать прежде смерти? Ничё подобного. Часто бывает так, что человечек буквально пышет здоровьем и выглядит так, что хоть картину с него пиши. И кажется, что жить он будет, вот как ты говоришь, до ста лет…

Говоря это, Димон протянул руку к ближайшей к нему ветке соседнего деревца и сорвал с неё маленький зелёный листик. Повертел его немного между пальцами, чуть надорвал и уронил на землю.

– А человечишко этот, – продолжал он, глядя на то, как листик, перевернувшись в воздухе несколько раз, упал в траву у его ног, – несмотря на свой цветущий вид, в один прекрасный день внезапно раз – и отбрасывает коньки. И все потом гадают: как же так получилось, что тот, кто, как казалось, их всех переживёт, вдруг взял да и сыграл в ящик раньше всех?

Видимо, убеждённый такими глубокомысленными доводами, Миша согласно кивнул и со вздохом развёл руками.

– Ну что ж, померла так померла. Как говорится, пусть земля будет ей стекловатой… И ещё царство небесное.

Димон с сомнением качнул головой.

– Царство небесное? Ну это вряд ли.

– А, ну да, – будто только что вспомнив о чём-то известном им обоим, краем губ усмехнулся Миша.

После этого друзья ненадолго примолкли, глядя в разные стороны и думая каждый о своём. Миша хмуро, не слишком приязненно посматривал на высившееся поодаль серое трёхэтажное здание школы, утопавшее в пышной тёмно-зелёной растительности, испещрённой кое-где всё ещё яркими, но уже начинавшими понемногу блёкнуть цветами. Димонов же взор, гораздо более жизнерадостный и довольный, чаще всего останавливался на своём излюбленном объекте – новеньком сияющем велосипеде, которым он, казалось, никак не мог натешиться.

Вероятно, это зрелище навеяло на Димона приятные, духоподъёмные мысли, потому что его лицо озарилось улыбкой, а голос, когда он снова заговорил, был весёлым и звонким.

– Ну ладно, чёт застоялись мы тут с тобой, – прервал он затянувшееся безмолвие и легонько хлопнул по плечу немного пригорюнившегося друга. – Трогаемся. Время обеденное, и я совсем не прочь подкрепиться.

С этими словами он взялся за руль велосипеда и покатил его к тротуару. Оседлав своего «железного коня», обернулся к приятелю и указал ему на раму.

– Такси свободно. Плиз!

Миша, по-прежнему будто слегка опечаленный чем-то, вздохнув, уселся на любезно предложенное ему не слишком удобное, но вполне привычное, нисколько не стеснявшее его сиденье.

Димон оттолкнулся ногой от невысокого узкого бордюра, отделявшего зелёную полосу от тротуара, и нажал на педали, понемногу набирая скорость.

– А чё это ты сник вдруг как-то? – поинтересовался он, обратив внимание на пасмурный вид напарника. – Тебя что, так расстроила кончина Доброй?

Миша сделал бодливый жест головой.

– Ну вот ещё, стану я из-за этой старой калоши расстраиваться! Туда ей и дорога.

– Я тоже так считаю, – поддержал Димон. – Но тогда в чём дело? Чё ты смурной такой? Двойку получил, что ли?

Миша не ответил. Насупился и подобрал губы, явно не выказывая желания удовлетворять любопытство товарища.

А тот, искоса, с лукавым прищуром поглядывая на него, продолжал высказывать предположения:

– А может, ты влюбился? От этого вечно расстройства всякие, по себе знаю… Особенно когда без взаимности, – значительным тоном подчеркнул Димон.

Миша по-прежнему хранил молчание, как если бы то, что говорил приятель, совершенно не касалось его.

Но Димон не унимался. По-видимому, чрезвычайно увлечённый этой темой, он, уже не глядя на дорогу, а буравя вместо этого упорным, испытующим взглядом упорно не желавшего откровенничать друга, зудел, как назойливая муха, у него над ухом:

– Я давно уже стал замечать, что с тобой чёт не так. Что ты чуток не в своей тарелке. Месяц, если не два… Так чё там с тобой, колись уже?

Но Миша, очевидно, не собирался колоться. Он лишь с задумчивым видом передёрнул плечами и, покосившись на спутника, с тонкой усмешкой промолвил:

– Ты на дорогу лучше смотри. Не отвлекайся.

Димон, поняв, что его натиск остался безрезультатным, тоже раздражённо дёрнул плечами, буркнул что-то себе под нос и быстрее завертел педалями.

Остаток пути спутники провели в угрюмом молчании, явно недовольные друг другом.

Спустя минуту-другую они уже были в своём дворе и катили по широкой асфальтированной дорожке, затенённой выстроившимися по правой её стороне высокими раскидистыми деревьями и усыпанной мелкими сухими веточками и листьями. Которая через несколько секунд привела их к большому деревянному сооружению, расположенному на самом краю двора, по соседству с высившейся чуть подальше, совсем недавно возведённой девятиэтажкой. Это было старое, неизвестно кем и когда сооружённое, сложённое из почерневших, искривлённых, потрескавшихся от времени досок строение, объединявшее под своей крышей три сарая, один из которых, центральный, принадлежал Димону, являясь его главной резиденцией, летним стойлом его «железного коня» и штаб-квартирой возглавлявшейся им дворовой компании.