Старт в пекло - [46]

Почему в звене ее не находилось места иждивенческим настроениям, почему столь трудолюбивы все были? Да потому, что действовал всеобщий контроль, крайнее осуждение любой недобросовестности, как в равной степени и уважение к труженику со стороны тех, кто близок и дорог. В такой атмосфере не может быть рвачества, стремления выгородиться за счет других. Каждый чувствует: всем, что в тебе есть хорошего, ты обязан товарищам. За это должен ценить их. И благодарить. Не потому ли в таких коллективах и радость и горе – все пополам. Не потому ли Мария Михайловна Губина на всю свою первую премию купила подарки подругам – цветные, яркие полушалки.

За нелегкую жизнь свою ни разу не поступилась она хлеборобской честью и совестью, не изменяла узам святого трудового братства. Не наживала она палат каменных, не увешала стены коврами. Не нужно ей этого. Гармония чистых помыслов и дел давала этой женщине ощущение полного и подлинного счастья. И пела ее чистая, праведная душа. И была жизнь для нее, «как радуга, красива». Она радовалась, когда ранним зимним утром спешила на работу, радовалась маю, веселому, как «экскурсионный пароход». Но самые теплые, самые проникновенные чувства роились в душе Марии Михайловны на хлебной ниве. Там и родилась эта песня агронома, а я бы сказал – ее гимн:

Накину, в поле уходя,

Косынку летнего рассвета.

Зависли капельки дождя

На гребне радужного лета.

Как материнская щека,

Тепла земля родная. Мне бы

Стоять, смотреть и слушать, как

Поют хлеба, касаясь неба.

Грядет страда. Моя страда.

Как первый шаг, как сердца проба.

Мои поля, мои года —

Ржаное счастье хлебороба.

Тропинкой пыльною иду.

Растаял день, темнеют долы.

Как солнце, хлеб на стол кладу —

Тепла и света будет вдоволь.

Я, думаю, под этими строками подписался бы любой поэт. И истинный хлебороб. И вечно будет вдоволь у нас тепла и света, коль живут на земле такие люди. А главное, будут жить. Смотрите, идет Мария Михайловна в школу. Идет не по чьей-то указке – по велению сердца, несет ребятам богатый жизненный опыт, отобранный трудной памятью. А память – это наша история. Она уценке не подлежит.

Смотрите, на пришкольном участке стоит она среди детворы. Цветут улыбками лица: богатый выращен урожай. Своими руками! И здесь, на этом первом поле, как нигде, поймут ребята наставника своего. Тут наполнятся трудовым содержанием и обретут силы высокие идеи и понятия, живым интересом загорятся глаза, когда будут слушать рассказ Марии Михайловны о героических буднях, в которых она жила. Они поймут и познают, какие возможности таит в себе труд на земле, какую радость несет он, и загорятся желанием повторить достижения старших. И здесь, на этом ученическом участке, ветеран-наставник почувствует себя опять современником, а в делах молодежи увидит продолжение и осуществление своей мечты.

Да, да мечты. В письме в редакцию М.М.Губина напишет: «Еще в 1946 году, когда я и сама была почти такой, как мои подопечные, на совещании передовиков сельского хозяйства Украины познакомилась с Марком Озерным. С тех пор живет во мне и не дает покоя желание добиться такого же урожая, какого добился он. Когда я работала, кукурузой мне так и не довелось заняться. Но теперь, выйдя по болезни на пенсию, думаю, что с помощью пионеров Светланы Ярызы, Саши Строгова, Наташи Таран, Оксаны Чех и других исполню свою мечту: мы получим на школьном участке по 100 центнеров початков. Ребята у нас дружные, увлеченные, с ними интересно. И я уверенна: не оборвется золотая нить связи между поколениями».

Золотая нить. Нить памяти и дел трудовых. Ею вышито простое полотно жизни наших отцов и матерей. Ею мы связаны с ними. И, как самому дорогому, ей передаваться от поколения к поколению.

После града

Рассказывают, что оба звеньевые в тот памятный день «лежали в лежку». Один – на картофельном поле, другой – у себя дома. – Град был, – какого не видывал. Поверите ль, – трактор забуксовал. Выскочил я из кабины да и упал на боровки – заревел от несмогаемой боли: картошка-то только взошла и – на те! – Василий Семенович Исаков, звеньевой ивановского совхоза «Тейковский» глядит на меня лучисто, открыто, но горькая память, чувствуется, вновь бередит его душу и взгляд земледельца тускнеет, голос – «садится». Как от простуды, полученной тогдашним «ледовым днем».

Его же товарища стихия как будто бы миновала. Во всяком случае не раздирал он в кровь занемевшие от холодной сырости пальцы, расправляя и поднимая перебитые градом всходы. Он, вообще не видел этого самого града: был пьян в тот нещадный июньский день. А вскоре звено конечной продукции, руководимое им, и вовсе распалось. Впрочем, как и другие, в других хозяйствах, возглавляемые лидерами подобного рода. На бумагах-то и в парадно-бюрократических отчетах они значились. (Послушать некоторых местных руководителей, так у них с внедрением прогрессивных форм организации труда – полный порядок. Хотя, как явствует из материалов Ростовского совещания, где шла речь о развитии бригадного подряда в стране, ивановцы в этом плане отстали как никто).

Стремление выдать желаемое за действительное – всегда недуг, загоняемый во внутрь, а стало быть, особенно опасный. Не старая ли практика добиваться «любой ценой» выработки, когда она исчисляется количеством вспаханных или убранных гектаров, а не объемов высококачественной и дешевой конечной продукции привела к тому, что этой весной большинство здешних хозяйств осталось без семян картофеля и сейчас ждут для посадки клубни из Белоруссии. Знакомый нам Василий Семенович Исаков по сему поводу только чертыхается и плюется: «Это ж надо, Ивановский картофельный край без картошки остался. Давно ли было: бери на базаре мешок за трояк, а теперь и за двадцать пять не всегда возьмешь». Сам же Василий Семенович, несмотря на гнилую «летощнюю» погоду, картофель на землях звена вырастил, и совхоз «Тейковский» обойдется ныне своими, то бишь Исаковскими семенами.