Старт в пекло - [26]

Уборка. Час спелого колоса. Слияние в единый порыв энергии, силы людей, машин и земли. И ты, мотающийся в «зампредовском» газике от комбайна к комбайну, от отряда к отряду, вроде бы здесь не лишний. И рад ты, словно шофер, сделавший лишнюю ездку, когда дед на ночном току отойдя от сморенных работой веяльщиц, вдруг шагнет в твою сторону, добродушно скажет: «Слушай-ка, парень, а я ведь знаю тебя». Или, когда комбайнер, не останавливая раскаленного «Колоса», высунется из кабины и, стараясь перекрыть вой и грохот своей железной громадины, гаркнет от жары и пыли осипшим голосом: «Эй, приятель, давай поскорее о наших делах сообщай. Мой брат в соседнем районе работает. Никак не увидимся из-за уборки. Так пусть хоть в газете прочтет о родне!»

«Вот, чертушка, – думаешь, глядя вслед удалому парню, – остановился бы тогда на минутку, рассказал о себе. Не с воздуха же факты брать.

– А почему бы и нет, – улыбнулся, узнав о мыслях моих, председатель колхоза имени Кирова, в не так уж далеком прошлом сам тракторист, Николай Борисенко. – Видишь, какой трудовой накал. Аж воздух звенит от него. В такой атмосфере и рождаются хлеборобы. Попробуй понять ее.

…Ранний, ранний, предрассветный час. Вроде и петухи еще не пропели на хуторе. Спят, умаявшиеся за день в бабушкином домике Генка и Санька. Приехали вчера с отцом около двенадцати ночи, попутно солому для подстилки домашней живности завезли. Свалили у забора, соскирдовать уже сил не хватило. Глянула в окошко Раиса Калиновна – не тучи ли собираются? Эх, замочит солому. Разбудить, что ли, Владимира? Жалко. Которую ночь не досыпает муж. Однако, смотри сам поднимается.

– Володя, как бы дождь не пошел, подобрать бы подстилку.

– Что? Дождь может быть? Генка, а ну-ко живо, заводи мотоцикл. В поле немедленно.

Вздохнула хозяйка. Латарцевы, они и есть Латарцевы. И покойная свекровушка, Елена Ефимовна, такая же была – не домовая кость. На колхозной работе сама не своя, а до домашней всегда в последнюю очередь доходили руки. Бывало осмелится невестка, скажет что-либо по этому поводу резкое, свекровь оглянется по сторонам, ответит тихо:

– Ну ладно, хоть не при сыне сказала. Ты мне, Раиса, Володьку не переиначивай. Ты в магазине работаешь, а он колхозник. Хлебороб потомственный. Его отец бригадиром до войны-то в нашей артели был. Ох, труженик, ох, общественник. Погиб за землю-матушку впервые военные денечки. И не увидел родившегося наследника. Да, наследника. Дел крестьянских.

Вспомнила Раиса слова свекрови, усмехнулась. Володьку не переиначивай… Переиначишь, как же. Сама уже давным-давно переиначилась. Вон по зиме приехал Геннадий из училища механизаторов с удостоверением шофера, стал работу приглядывать в хозяйстве. А в хозяйстве водителей пруд пруди, не то что комбайнеров да трактористов. Собрались на семейный совет, что делать, как быть? Может на производство уйти? Мать ты-то что скажешь? А что она скажет: не дело хлеборобскому сыну на стороне счастья искать. Глянула на Владимира:

– Батька, ты же человек влиятельный, В райкоме, обкоме бываешь. Определил бы Геннадия на комбайнерские курсы. До уборки полгода всего. Поучится – тебе же помощник будет.

Как посмотрел он тогда на нее, на жену, подругу, помощницу. И нежно и ласково, и с какой-то кроткой задумчивостью. Ну, точь-в-точь как глядят с портретов, на которых поправляет рушник, и свекровь и погибший свекор. Под их пристальным взглядом рос ее суженый. А теперь вот сам ребятишек растит, которые каждое слово родительское, жест и взгляд подмечают.

И все-таки странно как-то. Владимир такой молодой. С Генкой сыном идут с работы, что тебе братья родные. Однако и сын вот-вот за бритву возьмется и отец – зрелый мужчина, семейства глава, живой не на карточке. Свекор-солдат легендою в доме стал. Пример его жизни, сыну пример, а для внуков, Генки и Саньки, виднее отец, но который ни колхозов не строил, ни с кулачьем не сражался, ни воевал. Живет, как будто бы жизнью обычной. Работает много, правда. Но кто его знает, как это дети оценивают. Им ведь героику подавай, тогда заслужишь авторитет.

Нет, не простое дело ребят растить, за собой их вести, быть наставником им. Наставником… Шутка сказать… Давно ли Владимир все к старшим приглядывался, на мастеров равнялся. А теперь самому впереди надо быть. Нелегко быть для других примером, куда как тяжелее стать примером для собственных сыновей. Тут надо быть им и другом, и строгим отцом. Раньше-то держать в повиновении детей, да и не только их, нужда помогала, а нынче…Хотя прав все же Володя, сказавши однажды, когда завела она с ним разговор об этом:

– Чудные все-таки люди. Стали жить хорошо, нужду добрым словом вспомнили. Не плохой воспитатель она, оказывается. Да эта нужда в свое время полхутора с земли насиженной выгнала.

Потом, наверное, спустя два месяца, забегает к Раисе в магазин одна покупательница – в руках столичный журнал:

– Читала, что пишет Владимир Андреевич – муж твой законный? Статья, да какая! О селе, о товарищах, о молодежи. Послушай» «Из села подросток уходит. Где только виновных тому не ищут, какие причины не называются. Но забывается частенько при этом родительская позиция. А ведь до сей поры еще слышишь кой от кого: «Мы всю жизнь отдали деревне, так пусть хоть дети в городе поживут». Кто говорит такие слова? Отцы и матери, лет пятнадцать назад активно работавшие в хозяйстве, но имеющие впечатление о труде сельскохозяйственном, основанное на опыте послевоенного времени. А на селе между тем как изменилось все! Перемены и в жизни, и в быту, и в культуре. Чего ж мы, родители, аргументы эти в ход не пускаем? Сами себя, труд свой честь так принижаем?»