Старший оборотень по особо важным делам - [10]

Роман еще продолжал говорить, когда пришел Станислав Скрябин. Повесил куртку на вешалку около двери, молча протянул руку для пожатия и сел за маленький приставной столик перед письменным столом Шилова. Ожидая конца разговора, заварил себе растворимый кофе. Это был ежедневный утренний ритуал, который никогда не нарушался. Даже если в карманах был совсем голяк, на банку кофе деньги как-нибудь находились. Впрочем, с тех пор как Ромка возглавил отдел, такие мелкие, но необходимые в работе вещи, как сигареты и кофе, перестали быть головной болью, возрастающей по мере того, как отдалялся день выдачи зарплаты.

Как только Шилов положил трубку, Скрябин сказал:

— Спасибо тебе за выходные! От Светки — особая благодарность.

— Что, совсем дома плохо?

— Война до победного конца, и конец уже близко. Только Светка этого не понимает. Что случилось-то?

— Банду брать будем.

— А-а-а, банду! А я думал, может, случилось чего! — Скрябин отхлебнул кофе и закурил сигарету.

Вошел Соловьев:

— Привет! — В отличие от раздраженного Стаса, Серега словно лучился радостью оттого, что его в выходной день вызвали на работу.

С мрачным видом подождав, пока Соловьев займет место за приставным столиком напротив него, Скрябин спросил:

— Ну, и что ты уселся? Не хочешь спросить, почему нас выдернули из дома?

— А чего спрашивать? Наверное, банду брать будем, — хитро глядя на Шилова, ответил Серега, и все, даже Станислав, засмеялись.

В кабинет заглянул Василевский:

— Начальник! Борька, Дима и Джексон у меня в кабинете сидят. Сапог внизу в машине дрыхнет.

— Спасибо, Леня, сейчас подойдем, — окончание фразы Шилова прервал звонок телефона.

Глядя на коллег, Шилов сказал:

— Спорим, сейчас нам сдадутся киллеры? — и включил «громкую связь».

В кабинете зазвучал безжизненный, как у робота, голос:

— Я хотел бы сообщить о готовящемся заказном убийстве. Буду ждать вас у бассейна СКА через час.

* * *

К бассейну приехали на двух машинах. Встали прямо напротив главного входа. Шилов, Скрябин и Соловьев сидели в «Альфа-ромео», остальные — в синей «девятке» с гражданскими номерами.

— Ничего, что мы так явно стоим? — оглядываясь по сторонам, спросил с заднего сиденья Станислав.

— А от кого шухериться? — весело отозвался Серега. — Я почему-то думаю, они не убегут.

— Как они нас узнают-то?

— Внутренний голос подскажет. Даже пинка даст, если замешкаются.

— Вот, кстати, и он, — Шилов указал на вышедшего из-за угла бассейна высокого мужчину в расстегнутом черном плаще.

— Кто? — не понял Скрябин.

— Внутренний голос. Он же Вова Хрипунов, начальник охраны Геры Моцарта.

Увидев машины с ментами, Хрипунов повернул назад.

Проводив его взглядом, Серега спросил:

— Слушай, а почему Дробышев — Моцарт?

— У него родители в филармонии играли, и сам он до десяти лет в музыкальную школу ходил, — объяснил Шилов. — А потом ему во дворе скрипку сломали, и он боксом увлекся. Вон, идут!

От того угла, у которого вертелся Хрипунов, к машинам приближались двое парней в джинсах и кожаных куртках. Тот, что был ниже ростом, держался за живот и прикрывал нижнюю часть лица воротником куртки.

— Не хреново они его обработали, — напряженно протянул Скрябин.

— Пошли встречать, — Шилов открыл дверь.

Когда парни приблизились, стало заметно, что и второму сильно досталось. Все его лицо покрывали синяки и глубокие ссадины, на щетинистом подбородке запеклись сгустки крови. В глазах была покорность судьбе. Безошибочно определив в Шилове старшего, он сказал тусклым голосом:

— Меня зовут Михаил Краснов. Это я вам звонил.

Краснова посадили в «Альфа-ромео», второго — в «девятку».

Шилов сказал:

— Давай сперва в «травму». Я не знал, что они в таком виде.

…А за углом бассейна контролировавший процедуру «экстрадиции» Хрипунов позвонил Моцарту:

— Это я. Все в порядке, но ты не прав. Это еще ударит по нам. Честных ментов не бывает…

В то же самое время Арнаутов около метро «Чернышевская» встречался с осведомителем. Это был тот самый Костя из свиты Моцарта, который ночью подавал в «Шаурме» коньяк. Они стояли в толчее напротив входа в подземку и нервно бросали реплики, глядя в разные стороны.

По лицу Арнаутова было понятно, что услышанная информация ему очень не нравится.

* * *

Задержанных посадили в разные помещения.

Шилов переходил из кабинета в кабинет, слушал однотипные ответы, которые давали Краснов с Селивановым. В травмпункте их немного привели в порядок, и они осмелели, сообразив, что в ближайшее время их не станут подвешивать к батарее и лупить железякой по почкам.

— Подошел мужик, попросил проследить. Бабки хорошие, вот мы и согласились, — говорил Краснов, глядя в пол; подбородок и лоб у него были заклеены пластырем, многочисленные ссадины обработаны.

— А почему он именно к вам подошел? — спрашивал Соловьев, пытаясь заглянуть Мише в лицо, но Миша прятал глаза и бубнил, словно стесняясь убогости своей легенды:

— Откуда я знаю? Какая нам разница, лишь бы бабки платил…

— За кем еще следили?

— Ни за кем не следили.

С Селивановым работали Василевский и Скрябин.

— Ну а в Воркуте-то что? — спрашивал Василевский. — Работал, учился?

— По всякому.

— Чего в Питер-то принесло?

— А чего дома делать?