Старшие Арканы - [65]
Мысли эти мелькнули в сознании м-ра Кенинсби подобно откровению. В той же вспышке прозрения он понял, что Нэнси — это другое дело, вот ей он скорее понадобится, чем Сибил. Разве Генри сумеет уберечь его дочь? Этот молодой нахал способен думать только о себе. Нервно пройдясь по комнате взад-вперед, м-р Кенинсби остановился и обреченно посмотрел на закрытую дверь. Неужели придется опять нырять в этот ужасный туман только из-за того, что он может понадобиться Нэнси? Да, похоже, придется.
— Вот погибель! — громко проговорил м-р Кенинсби, испытывая острое недовольство происходящим. Сибил, Ральф, Генри — любой из них вполне мог бы позаботься о Нэнси. Эх, кабы знать, пришло ли им это в голову? А самое скверное — сумасшедшая Джоанна. Альтруистические намерения м-ра Кенинсби могли бы так и не обрести имя действий, если бы его не подхлестнула неприязнь к старухе. (Что ж, иногда земная любовь действительно питается ненавистью, чего никогда не позволяет себя Любовь небесная.) Он подошел к двери и с неодобрением понаблюдал, как золотой туман просачивается в комнату. М-р Кенинсби уже не удивлялся; он даже не стал выяснять, проходит ли туман через замочную скважину или проникает прямиком сквозь дерево. Довольно и того, что он с каждой минутой становится гуще. Вот и кстати, значит, действительно пора выходить. Скоро здесь будет так же противно, как снаружи. Ну уж на этот раз он не собирается терять голову, а то и Нэнси помочь не удастся. Хватит всякой чепухи о колесах, руках, ставших глазами, пропастях. Он — в чужом доме, а внутри дома — туман; он — Лотэйр Кенинсби, и он собирается найти свою дочь, которую могла испугать эта противная старуха. Очень хорошо. Он решительно распахнул дверь.
Впрочем, пройдя немного по коридору, м-р Кенинсби решил, что туман не так уж и страшен. Он даже осмелился открыть рот и тихо позвать: «Нэнси!».
Едва ли он признался бы самому себе, почему говорит так тихо. Просто ни к чему, чтобы все эти нечеловеческие глазастые руки слышали, куда и зачем он направляется. Слава Богу, ничего не произошло. Он сделал еще несколько шагов и снова позвал дочь.
На этот раз перед ним тотчас же возникла туманная фигура, надо сказать, очень близко возникла! — и чей-то отдаленно знакомый голос спросил:
— Так она еще не вернулась?
М-р Кенинсби кое-как справился с приступом ужаса и понял, что облако здесь ни при чем. Всмотревшись, он узнал Генри. Страх мгновенно уступил место злости.
— Что значит «не вернулась?» А почему это ты не с ней?
— Потому что я не могу попасть туда, — ответил Генри. — Одному Богу ведомо, где она, и только Он знает, почему я не там.
— Нечего стоять тут и толковать мне о Боге, сварливо заметил м-р Кенинсби. — Скажи-ка лучше, какую еще дьявольскую штуку ты сыграл с ней?
— Когда я пытался убить вас, — покорно заговорил Генри монотонным голосом, — поскольку я считал, что вы стоите на пути к проникновению в…
— Когда ты… Что?! — вскричал м-р Кенинсби. — Пытался убить меня? Да ты в своем уме? Когда это ты пытался убить меня?
Кошмар продолжался. В голове не укладывалось: неужто это м-р Кенинсби стоит в проклятой сумятице из золотых прядей тумана и рассуждает с женихом собственной дочери о предполагаемом убийстве самого себя. Неужто кто-то действительно пытался убить его? Или даже убил?! А эта золотая мерзость — то, что бывает после смерти? Он с трудом взял себя в руки и услышал объяснения Генри:
— Я вызвал бурю с помощью карт Таро. Я обрушил на вас воды из их чаш, я призвал на вас ветер с помощью жезлов, потому что вы не хотели отдавать карты. Но она пришла и остановила ее.
— Остановила! — м-р Кенинсби уцепился за первые же понятные слова. — Естественно, она захотела остановить ее! Да о чем ты толкуешь? — Он пристально всмотрелся в лицо Генри и осекся, прочитав правду в его потускневших глазах. Мертвенно-бледное, неподвижное лицо смотрело на него; тихий, ужасный голос ответил ему:
— Я хотел использовать ее, а вот теперь не могу найти. Она ушла туда, куда я не могу последовать за ней. Вы можете.
— Да уж, конечно, — отозвался м-р Кенинсби. — Я… Да где же она?
— Она ушла в танец, — сказал Генри, — и я не знаю, сможет ли она выдержать там встречу со своим прошлым. Раньше я был глупцом, я мечтал и поэтому пытался убить вас. Вы же мешали сбыться моей мечте.
— То, что ты был дурак дураком, это точно, — согласился м-р Кенинсби, — а если весь этот бред имеет хоть какой-то смысл, то ты гораздо хуже, чем просто дурак. Ну и влип ты…
Генри посмотрел на него, и м-р Кенинсби прикусил язык. Человек с такой мукой на лице просто не мог городить чепуху. Буря действительно была хотя таких бурь не бывает! Но ведь и золотого тумана тоже не бывает. А Нэнси, значит, пыталась остановить бурю — это-то он понял — и ушла в танец. Последнее, что бы оно ни значило, было связано с проклятыми марионетками и дьявольской черной магией в маленькой комнатке — а туда ушла Джоанна. Так он и думал, что Джоанна в конце концов тоже окажется там.
Он отстранил Генри, несмотря на гнев и раздражение с удовольствием ощущая его материальность, и сказал:
— Тобой я потом займусь. Если ты не можешь найти ее, так я смогу.
В романе «Тени восторга» начинается война цивилизаций. Грядет новая эра. Африканские колдуны бросают вызов прагматичной Европе, а великий маг призывает человечество сменить приоритеты, взамен обещая бессмертие…
Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Это — Чарльз Уильяме Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской.Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильяме Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Старинный холм в местечке Баттл-Хилл, что под Лондоном, становится местом тяжелой битвы людей и призраков. Здесь соперничают между собой жизнь и смерть, ненависть и вожделение. Прошлое здесь пересекается с настоящим, и мертвецы оказываются живыми, а живые — мертвыми. Здесь бродят молчаливые двойники, по ночам повторяются сны, а сквозь разрывы облаков проглядывает подслеповатая луна, освещая путь к дому с недостроенной крышей, так похожему на чью-то жизнь…Английский поэт, теолог и романист Чарльз Уолтер Стэнсби Уильямс (1886–1945), наряду с Клайвом Льюисом и Джоном P.P.
Неведомые силы пытаются изменить мир в романе «Место льва». Земная твердь становится зыбью, бабочка способна убить, птеродактиль вламывается в обычный английский дом, а Лев, Феникс, Орел и Змея снова вступают в борьбу Начал. Человек должен найти место в этой схватке архетипов и определиться, на чьей стороне он будет постигать тайники своей души.
…Каждое утро ничего не понимающие врачи отступают перед неведомым. Никакого внутреннего или внешнего кровотечения, никаких повреждений капилляров, никакого кровотечения из носа, ни скрытой лейкемии, ни злокачественной экзотической болезни, ничего… Но кровь моя медленно исчезает. Нельзя же возложить вину на крохотный порез в уголке губ, который никак не затягивается — я постоянно ощущаю на языке вкус драгоценной влаги…Блестящий образец мистического рассказа от Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".
Клод Сеньоль — классик литературы «ужасов» Франции. Человек, под пером которого оживают древние и жуткие галльские сказания…Переплетение мистики и реальности, детали будничного крестьянского быта и магические перевоплощения, возвышенная любовь и дьявольская ненависть — этот страшный, причудливый мир фантазии Клода Сеньоля безусловно привлечет внимание читателей и заставит их прочесть книгу на одном дыхании.
Это — английская готика хIх века.То, с чего началась «черная проза», какова она есть — во всех ее возможных видах и направлениях, от классического «хоррора» — до изысканного «вампирского декаданса». От эстетской «черной школы» 20-х — 30-х гг. — до увлекательной «черной комедии» 90-х гг.Потому что Стивена Кинга не существовало бы без «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, а Энн Райс, Нэнси Коллинз и Сомтоу — без «Вампиров» Байрона и Полидори. А без «Франкенштейна» Мэри Шелли? Без «Комнаты с гобеленами» Вальтера Скотта? Ни фантастики — ни фэнтези!Поверьте, с готики хIх в.
Кто не знает Фрица Лейбера — автора ехидно-озорных «Серебряных яйцеглавов»и мрачно-эпического романа-катастрофы «Странник»?Все так. Но… многие ли знают ДРУГОГО Фрица Лейбера? Тонкого, по-хорошему «старомодного» создателя прозы «ужасов», восходящей еще к классической «черной мистике» 20 — х — 30 — х гг. XX столетия? Великолепного проводника в мир Тьмы и Кошмара, магии и чернокнижия, подлинного знатока тайн древних оккультных практик?Поверьте, ТАКОГО Лейбера вы еще не читали!