Старопланинские легенды - [16]

Никто не знал, сколько лет старому тополю. Хоть вершина у него засохла и сам он покосился на сторону, однако он не падал, как ждали иные. И дедушка Руси тоже не старел. У него был обычай сидеть на улице, на скамейке, возле белой стены своего дома, дремать на солнышке или смотреть на вздымающиеся впереди Балканы. Таким помнили его все уже много лет. Неподалеку, в соседнем дворе, высился тополь, вонзая в небо, как вилы, свою сухую верхушку. По вечерам листья старого дерева трепетали, как бабочки, тень его протягивалась через всю площадь и доходила до белой стены, у которой сидел дедушка Руси.

В то время как большинство крестьян одевалось уже по-европейски, дедушка Руси носил еще серые шаровары и красный пояс. А летом — жилет, открывавший рукава, красивые белые рукава, напоминавшие о его специальности и как бы расхваливавшие мыло, которое он изготовлял. Впрочем, так было прежде. Когда-то ремесло дедушки Руси было окутано непроницаемой тайной; но теперь, когда все научились сами варить себе мыло, дела его шли плохо. Все же никто не слыхал от него никаких жалоб: ему кое-как удавалось сводить концы с концами, согласовывать свои расходы с доходами. И все так же чисты и белоснежны были его рукава, и по-прежнему находил он время отдыхать на скамейке.

Так сидел дедушка Руси и этой весной. Сидел и думал: что из всего рассказываемого на селе — правда и что — нет. Бабьим россказням он не верил, но и сам стал замечать, что в церковной кофейне каждое утро собираются чорбаджии и о чем-то озабоченно шепчутся. Каждое утро полицейский начальник Али выходит на крыльцо конака и целыми часами смотрит то вверх, на горы, то вниз, на мощеные улицы села. А жандармы сидят в это время во дворе, на крыльце, хмурые, злые, с ружьями в руках, и держат лошадей под седлом. Что-то делалось, что-то готовилось, но где, кем — дедушка Руси не знал. Не знал этого, видимо, и полицейский начальник Али.

И еще кое-что заметил дедушка Руси. У той же белой стены, у которой он сидел, находилась сапожная мастерская его сына Милуша. Было видно распахнутую настежь дверь и приоткрытое маленькое окошко, величиной с дырку. С некоторых пор в мастерскую зачастил Пенко Додованяк. Чего ему нужно от Милуша? У Додованяка десять ребятишек, но все босые, башмаков ему не нужно; он бездельник, целые дни шатается по горам, клады ищет. Человек бедный, сильно нуждается, но зачем ему Милуш?

А по вечерам к Милушу молодежь ходит. Придут, набьются до того, что в лавчонке яблоку негде упасть, — тогда с Милушем в дом перейдут. Милуш у них верховодит, Милуш ими командует. Дедушка Руси не видел в этом ничего плохого. «Люди молодые, — думал он. — Одних мыслей. Почему же им не собираться?»

Не то чтобы дедушка Руси совсем не знал, что готовится. Кое-что он почуял, знал, что наступают тяжелые дни, надвигается буря, да не какая-нибудь, а настоящий ураган, когда небо раскалывается, и молнии извиваются, будто змеи, и орлы парят перед облаками, ведя их. Тогда может посыпаться град, как камни, ничего не оставляя целым. Вот какая собирается буря! Дедушка Руси не знал только, пройдет ли она стороной или разразится и над их селом.

Об этом думал он, сидя на скамье. Как-то раз, уходя в дом, прошел он мимо той комнаты, где Милуш запирался с гостями. Они сидели там до петухов и либо молчали, как мертвые, либо пели так, что черепицы с крыши сыпались. Дедушка Руси остановился у двери и заглянул в замочную скважину. Заглянул и вздрогнул: посреди комнаты стоял Милуш. Его Милуш, в гайдуцком наряде, с высокими белыми обмотками и переплетеньем черных веревок на них. На голове у него — шапка со львом{2}, в руках — сабля. Вокруг него одни выкидывают артикулы ружьями, другие, присев на корточки у огня, льют пули, набивают патроны. Дедушке Руси все стало ясно.

Утром он опять сел на скамейку, поглядел на горы и улыбнулся. «Вы-то все знаете, — просилось у него наружу, — да молчите!» Издали казалось, он дремлет, но ему было весело, и он еле удерживался от смеха, видя, как полицейский начальник Али смотрит во все стороны и ничего не видит. И до чего смешны чорбаджии со своими развевающимися шароварами: собираются, что-то шепчут с таким важным видом, будто весь мир у них в руках. «Ничего-то вы не знаете, — думал дедушка Руси. — Прошло ваше время. Кончено. Турция погибла!»

Дедушка Руси вспомнил, что среди многих доходивших до него слухов был слушок о двух монахах, несколько дней тому назад ночевавших на монастырском подворье. У них была книга со Святых гор, в которой написано, что Турция погибнет. А коли написано — значит, так и будет. Дело решенное.

Дедушка Руси ясно видел, к чему все клонится. И ему было страшно и радостно. А в остальном все было по-старому. Погода славная, солнышко. Горы похорошели, опоясались понизу зеленым лесом, темным посредине, а врезающиеся в небо самые высокие вершины, как всегда, сини. Над ними стоят, будто замки, белые облака. И на селе тоже весна. Густая, тяжелая листва на плодовых деревьях, над сухими стенами каменных оград тут и там синеет сирень, висят желтые кисти цветущей акации. Девушки босиком перебегают из ворот в ворота с красными тюльпанами в волосах. Тепло, хорошо. Так всегда бывает перед тем, как чему-нибудь случиться.