Старопланинские легенды - [125]

— Кто это? — спрашивает Делчо.

— А, наш ротный идет! — говорит Стоил, заметив Варенова. — Подпоручик.

— Какой он… Совсем молоденький.

— Молод, да хорош.

Стоил, верно вспомнив про что-то, улыбается.

— Никола, — говорит он, — помнишь, в той деревне… как она называлась?.. Где ты хозяйке наврал насчет подпоручика? Подходит она ко мне и спрашивает: «Верно ли, говорит, будто ваш капитан — девица?» Набрехал ей Никола, она и уши развесила.

Варенов теперь всего в нескольких шагах. Солдаты встают.

— Что поделываете? — говорит он, останавливаясь подле них. — Беседуете?

— Беседуем, господин подпоручик, — отвечает за всех Никола.

— Отлично, отлично. А это кто? Артиллерист как будто?

Делчо докладывает, какого он полка, зачем прибыл и где их лагерь.

— Так… так… Стоил — твой дядя, я знаю. Я тебя уже раз как-то видел.

Варенов старается нарочно говорить неестественно низким и грубым голосом, — видимо, для того, чтобы хоть как-то скрыть, что он очень юн.

Заметив Димитра, он улыбается.

— Ну как, Димитр? Как дела?

— Да мы — ничего, господин подпоручик! И табачок есть, и деньжата водятся…

Димитр выпевает речитативом свой ответ и, согнувшись в дугу, испуганно мигая, смотрит на подпоручика; морщины на его лице складываются в широкую, добродушную и чуть плутоватую улыбку. Он словно хочет показать подпоручику, что все у него в порядке, что он в добром здравии, немного смешон и, может быть, как все уверены, малость глуповат. Он готов быть всем, чем только господин подпоручик пожелает. Илия прячется за Николой, с трудом сдерживая смех.

— Стоил Пырванов! — обращается Варенов к Стоилу. — Ты что-то осунулся. Уж не заболел ли?

— Не болен я, господин подпоручик, а только…

— Что только? Невмоготу стало? Надоело, должно быть, а?

Варенов повернулся было, чтобы идти, но снова остановился.

— Действительно невмоготу, — говорит он, — невмоготу, но надо потерпеть. Скоро все кончится и живы-здоровы вернемся по домам. Клянусь честью!

Стоил молчит, как бы не зная, что сказать, не находя ответа. Он медленно переводит взгляд на равнину. Залитая солнцем, она в эту минуту так и сверкает — зеленая, свежая и прекрасная, обильно и щедро вспоенная плодоносными соками земли. Земля излучает просветленную красоту молодой и сильной женщины, ощущающей первые трепетные признаки приближающегося материнства.

Стоил смотрит на равнину и медлит с ответом.

— Тут и думать нечего, — говорит Варенов. — Надо еще немного потерпеть.

— Да мы терпим, — медленно произносит Стоил. — Мы-то терпим, господин подпоручик, да вот она не ждет… земля-то. Поглядите-ка — говорит, точно живая…

Стоя навытяжку, по-солдатски, Стоил скованным и коротким жестом показывает на насыпь у окопа. Сквозь черную, утоптанную землю, которую они сами здесь недавно выкопали и накидали, пробилась зеленая травка, и кое-где выглядывают маленькие желтые цветы. Варенов, проследив за взглядом Стоила, сам загляделся на них. Лицо его стало серьезным и задумчивым. С минуту все молчат.

— Да, — тихо, как бы про себя, произносит Варенов. — Да, говорит… говорит земля…

Но тут же, спохватившись, поднимает глаза, улыбается, лицо его светлеет и вновь принимает прежнее веселое и беззаботное выражение.

— Не горюй, ребята! — говорит он. — Скоро все кончится. Это я вам говорю. Клянусь честью.

Варенов поворачивается и той же легкой и плавной походкой направляется к лагерю, по-прежнему постукивая хлыстом по сапогу.

— Молодец ты, голубчик! — говорит Никола, когда они остаются одни. — Молодец! Здорово ты это сказал: «Земля говорит!» Вот именно что говорит. Так и надо: сказал, как отрезал, и все тут!

Никто ему не отвечает. Все повернулись на восток и вслушиваются. Еще с утра доносились с позиций пушечные выстрелы, но теперь они участились. Словно издалека, из-за горизонта, надвигается невидимая и грозная буря, подползает, подбираясь все ближе и ближе.

В лагере внезапно поднялась суматоха: солдаты торопливо сбегаются со всех сторон, то и дело входят и выходят из землянок; несколько всадников пустились вскачь к деревне, коноводы принялись загонять с луга лошадей. Какой-то солдат бежит по направлению к окопам, останавливается, машет рукой и кричит:

— Эй, сюда! Выступаем! Выступаем!

Это Ананий. Хоть он и отказался пройтись с ними, но, как истый ревнивец, не выпускал их из виду и поэтому знал, где они. Когда Ананий повернулся и пошел назад, на спине его блеснула медью труба. Стоило им взглянуть на него в полной выкладке, с винтовкой, ранцем и трубою, как сразу до боли отчетливо в памяти земляков всплыло недавнее прошлое: походы, сражения, тяготы и опасности. И им показалось, что здесь, в лагере, они всего лишь со вчерашнего дня.

— Ну вот и конец царской жизни! — с наигранной веселостью говорит Никола.

Поднявшись, они быстрыми шагами направляются к лагерю. Делчо побежал в деревню за своим конем. Ему ведь надо еще добираться до своей части.

В лагере — лихорадочная суета и шум. Солдаты забирают из землянок только то, что можно нести на себе: полотнища, веревки, стойки. Все остальное, еще недавно казавшееся ценным и необходимым, теперь безжалостно брошено. Доски, всевозможная посуда, лампы, разноцветное тряпье и сношенная обувь — все это раскидано и валяется на земле на каждом шагу. Солдаты возбуждены, разговорчивы и веселы. Но это лишь болезненно-нервное состояние, скрывающее под шутками и смехом глубокую тревогу. Среди солдат расхаживает Буцов, подтянутый, хмурый и важный. Рота готова к походу: кухни и ящики с патронами навьючены на лошадей, солдаты закончили сборы. Неподалеку Варенов разговаривает с офицерами других рот.