Старинные эстонские народные сказки - [97]
Затем старик попрощался с мужичком и тотчас же скрылся.
Но у мужика была злая-презлая жена. Она встретила его на дворе и, увидев, что муж возвращается из лесу с пустыми руками, еще издали начала браниться.
— Где же твои дрова? — кричала она.
Муж спокойно ответил:
— Растут себе в лесу, как и росли.
Тут жена крикнула злобно:
— Эх, пусть бы все березовые ветки сами в розги связались да и выдубили твою ленивую шкуру!
Тогда муж незаметно взмахнул волшебным прутиком и тихо, чтобы жена не слышала, проговорил:
— Пусть розги на твоей спине попляшут!
И вдруг жена как завопит:
— Ай-ай-ай! Ой, как больно! Ай, как больно! Ох, пощадите, пощадите!
Она кричала, прыгала и извивалась, хватаясь то за один бок, то за другой, словно на нее градом сыпались удары. Когда муж решил, что жена достаточно наказана, он отдал волшебному прутику нужный приказ.
Так он убедился, что за чудесную вещь повелитель лесов подарил ему: волшебный прутик, сверх всего прочего, мог пригодиться и для того, чтобы наказывать злую жену.
У мужика стояла на дворе полуразвалившаяся клеть, и он захотел в тот же день проверить, как муравьи справятся с постройкой. Он подошел к муравейнику, трижды взмахнул над ним золотым прутиком и произнес:
— Постройте у меня на дворе новый амбар!
Проснувшись утром, он увидел, что приказание его выполнено.
Не было теперь на свете человека счастливее нашего доброго дровосека. О еде ему и его семье не приходилось больше заботиться. Чего бы душа ни пожелала, что бы ни приказал золотой прутик — все это котел сам стряпал и сам подавал на стол, так что людям оставалось только есть эти кушанья. Пауки ткали им различные ткани, кроты пахали землю, а муравьи засевали ее. Осенью они же и убирали урожай, так что человеческих рук нигде и не нужно было. А если у злой жены иногда развязывался язычок и она принималась бранить мужа, то сама же от этого и страдала — золотой прутик каждый раз ее больно наказывал. Тут, пожалуй, иной муж вздохнет с завистью: «Вот бы мне такой чудесный прутик!»
Обладатель золотого прутика жил счастливо до конца своих дней, потому что никогда не высказывал желаний, казавшихся ему невыполнимыми. Перед смертью он оставил волшебный прутик в наследство своим детям и наказал им, так же, как и ему самому наказывал Лесной отец, осмотрительно пользоваться этой чудесной вещью и не высказывать неразумных желаний. Дети во всем следовали наставлениям отца и прожили свой век счастливо, как и он.
Но вот случилось так, что уже в третьем поколении золотой прутик достался человеку, который нарушил запрет своих родителей, высказывал много вздорных желаний и тем зря утруждал волшебный прутик. Сперва большой беды в этом не было, так как от совсем неосуществимых желаний человек этот все-таки воздерживался. Но вскоре ненасытному этого показалось мало, и он принялся испытывать могущество прутика всякими невыполнимыми требованиями. Так, он однажды приказал прутику стащить солнце с небес, чтобы оно погрело ему спину. Прутик, правда, повиновался, но так как солнце на землю спуститься не может, то создатель обрушил на безумца пылающие солнечные лучи, и он сгорел дотла вместе со своим домом. На том месте, где стояли строения, не осталось никаких следов. И даже если волшебный прутик не расплавился в огне, все равно никто не может указать место, где его искать, и путей к нему.
В народе говорят также, что солнечные лучи, упавшие на землю в тот злополучный день, так испугали лесные деревья, что те онемели, и с тех пор люди не слыхали от них ни единого слова.
Заколдованное ружье
Перевод В. Раммо
Но вот как-то вдруг — кто с ним сыграл такую злую шутку, неведомо, — пропало его охотничье счастье. Птицы и четвероногие держались от него далеко, а если и удавалось стрелку подобраться к ним на выстрел, заряд все равно шел на ветер. Охотник, правда, тотчас же понял, что с его ружьем дело неладно; уж он его и промывал, и чистил, и зарывал на три дня под дверной порог, через который переступали женщины, — ничто не помогало.
Больше недели бродил он по лесу, исходил его вдоль и поперек, каждый день палил без толку, а в сумке по-прежнему было пусто — ни хвоста, ни рога, ни пера, ни шерсти.
Возвращаясь как-то вечером из лесу, зашел он в корчму, чтобы глотком вина залить свою досаду, но и в вине не нашел утехи. Набив трубку и закурив, охотник уселся за стол и задымил своей носогрейкой. Случайно подняв глаза, он увидел незнакомого человека, сидевшего в углу, в самом конце стола. Ни трубки в зубах, ни пивной кружки у этого гостя не было. Он рисовал мелом какие-то черточки на столе, подсчитывал их, стирал, затем принимался чертить новые, словно решал бог весть какую мудреную задачу.
Так прошло порядочно времени. Охотник велел себе подать штоф пива, изредка отхлебывал из него, чтобы промочить горло, но не произносил ни слова, занятый своими мыслями так же, как незнакомец — своими черточками. Наконец корчмарь вышел из-за прилавка и промолвил:
