Старики-разбойники - [15]

– Человек умирает!

– Фамилия? – заученно спросили Валентина Петровича.

– Мячиков.

– Имя и отчество?

– Николай Сергеевич! Зачем вам отчество? Вы лучше приезжайте скорее!

Но прекратить бесстрастный допрос было невозможно.

– Сколько лет?

– Шестьдесят. Но какое это имеет значение?

– Домашний адрес?

– Липовая, тридцать один, квартира пять.

– Какая у больного температура?

Воробьев взвился:

– Человек без сознания, а вы хотите, чтобы я мерил ему температуру!

– На что он жалуется?

– Он уже ни на что не жалуется!

– Ждите! Врач будет!

И в трубке послышались короткие гудки.

Пока Воробьев изо всех сил добивался медицинской помощи, Мячиков открыл глаза, опять увидел памятник мирового искусства и тихо застонал.

Воробьев склонился над ним:

– Как ты, Коля? Что у тебя болит?

– Совесть!

– Возьми валидол и положи под язык! – Валентин Петрович достал из верхнего кармана пиджака лекарство, одну таблетку дал Николаю Сергеевичу, а другую взял себе. Теперь разбойники в унисон сосали валидол.

Воробьев снял с дивана одну из подушек и положил под голову Мячикову, который все еще валялся на полу.

– Ну что же, отдохнешь, а потом тащи картину твоему Федяеву. Не успела она пропасть, как ты ее нашел!

– Я сам хочу избавиться от нее как можно скорее! – Николай Сергеевич встал, хотел было опуститься на диван, но сидеть рядом с Молодым человеком не отважился. Мячиков явно боялся картины и поэтому забился в противоположный угол комнаты. – Я могу вернуть картину после того, как прокуратура начнет розыск. Иначе все будет выглядеть подозрительно: откуда это я узнал, что картину стащили?

– Тогда беги поскорее в прокуратуру, – посоветовал сограбителю Воробьев, – а то расследование поручат кому-нибудь другому…

«Неотложка» приехала тогда, когда в квартире уже никого не осталось. На звонок в дверь не ответили, на стук тоже.

– Надо выламывать дверь! – распорядился врач. – Может быть мы успеем его спасти!

Послали за слесарем. Он пришел вместе с управдомом. Слесарь не стал затевать долгой возни с замком. Он разбежался и вышиб современную дверь плечом.

Войдя в квартиру, врач, шофер, управдом и слесарь долго искали покойника, но остались с носом. На картину Рембрандта никто, естественно, не обратил ни малейшего внимания.

– Должно быть, хозяин живой! – огорчился управляющий домом. – Ушел куда-нибудь, а мы дверь ломали. Кто же теперь будет за это отвечать?

Возмущенный врач составил акт.

– Безобразие! У меня столько вызовов, а такие, как ваш симулянт Мячиков, отрывают меня от больных. Мы его оштрафуем!

Врач и шофер быстро ушли, а управдом приказал слесарю:

– Давай ремонтируй дверь!

– А кто мне за это заплатит? – уперся слесарь.

– Тогда так... – решил управдом. – Ты тут дождись хозяина и заодно покарауль квартиру. Придет хозяин, с ним сговоришься!

Управдом отправился обратно в контору, а слесарь включил телевизор, снял с дивана картину Рембрандта и лег, заняв ее место. Этот слесарь любил смотреть телевизор лежа...

О том, что случилось у него на квартире, Мячиков понятия не имел: когда Воробьев взывал к медицине, Николай Сергеевич пребывал в беспамятстве. А когда Мячиков пришел в себя, Валентин Петрович так обрадовался этому, что позабыл рассказать про вызов.

Николай Сергеевич с трепетом переступил порог прокуратуры. Если еще вчера Мячиков был порядочным человеком, то сегодня он стал человеком с двойным дном. С одной стороны, он продолжал оставаться следователем, с другой стороны, превратился в нарушителя закона. В душе у него одновременно звучали две мелодии, похоронная и бравурная, образуя сумбур вместо музыки. Две ноги Мячикова тоже жили в разладе. Если одна безбоязненно торопилась в кабинет Федяева, то другая панически бежала прочь из здания прокуратуры. Победила бесстрашная нога, и Мячиков возник в кабинете Федора Федоровича.

– Привет, шеф! – развязно сказала одна половина, а другая поспешно добавила: – Извините за бесцеремонное вторжение!..

– Рад вас видеть, присаживайтесь! – безразлично сказал Федяев.

– Я бы хотел... у вас... узнать... – запиналась робкая половина Мячикова, а нахальная ее перебила: – Почему, в конце концов, вы не поручаете мне расследование грандиозного преступления?

– Но за последние дни ничего существенного не произошло! – ответил Федяев, обескураженно разглядывая подчиненного.

– Неужели ничего существенного? – лицемерно опечалилась осторожная половина, а неосторожная брякнула: – Я чувствую сердцем, что произошло преступление века!

– Сердце вас обманывает, – насмешливо заметил прокурор. – В нашей стране преступление века произойти не может.

– Если вы мне его не доверите, – продолжала активная половина и в запале проговорилась: – Я найду эту картину на общественных началах!

– Какую картину? – Федяев ровным счетом ничего не понимал.

Мячиков смекнул, что зашел слишком далеко:

– Я имел в виду неприглядную картину преступления!

Он наконец-то сообразил, что начальнику еще ничего не известно о краже в музее. Оставаться в кабинете было бессмысленно, активная половина могла сболтнуть еще что-нибудь, и поэтому человек с двойным дном решил было ретироваться, но не успел.

Широко распахнулась дверь, и в кабинет ввалились сотрудники прокуратуры в полном составе. Во главе их шагал бесподобно красивый и неправдоподобно элегантный мужчина. Он не шагал, а, скорее, шествовал и улыбался. Улыбка у него была благородной, честной и неподкупной. Такая улыбка располагала и обвораживала. Этому человеку сразу хотелось доверить все – и душу, и тайну, и кошелек.