Старик и ангел - [45]

— Кто такой Воробьев? — некстати вспомнил Кузнецов. — И почему горы опять Ленинские?

— Ленинские в рамках восстановления исторических названий, — терпеливо, как ребенку или иностранцу, объяснил Михайлов. — А Воробьевым, естественно, был тот не известный ранее никому человек, в честь которого горы какое-то время назывались. Ну и в рамках исторической справедливости… Нашли захоронение, потом вообще просто: стволовые клетки и прочая чепуха, — и пожалуйста, лежит себе как миленький. Хотя многие требуют предать земле по христианскому обычаю…

— Дурдом, — коротко определил ситуацию профессор.

— Сравнение с психиатрической лечебницей, профессор, — возразил полковник, — абсолютно неправомерно. Никакое общественное устройство не порождает так мало психических отклонений, как Вертикаль. Мы здесь все абсолютно нормальные люди! Все как один. Любой социологический опрос обязательно показывает девяносто процентов минимум. То есть «за» или «против» — это как пойдет и как подготовить страну, но процент всегда близкий к ста. Лучшая певица в ноябре? Девяносто четыре за… ну, не важно. А лучшая певица в декабре? Девяносто семь против… ну, против нее же. Черный? Девяносто восемь за. Белый? Девяносто шесть за. Черный против Белого — девяносто восемь за обоих. Результаты последнего опроса аннулировать как не соответствующие математическим законам? Девяносто один за…

— Вот и есть настоящий дурдом, — угрюмо пробормотал Кузнецов.

— Ладно, — добродушно согласился Михайлов, — обсудим на досуге социально-психическое здоровье нашего общества, можно на референдум будет вынести… А сейчас к делу. Итак, вы ведь верующий православный христианин?

— Ну… — неопределенно протянул Кузнецов, — в каком-то смысле… Каждый идет к вере своим путем… Но меня бабка, она верующая была, из мещан, крестила в детстве тайно. Знаете, какие тогда времена были… Но, конечно, нельзя не признать существование Высшей Силы, которая, собственно, и проявляется в законах науки, поскольку…

— Тайно крещеный! — восхищенно перебил полковник. — Да уже этого достаточно, чтобы вы вошли в самую что ни на есть нашу элиту! Ведь там все исключительно тайно крещеные. Некоторые уже областями руководили, отраслями ворочали, когда принимали крещение! Я у одного товарища… ну, моего товарища еще по учебке… в смысле по учебе, сам был крестным отцом. Прямо между планерками, в его комнате отдыха за кабинетом, и крестили. И батюшка был из наших, доверяли ему, как самим себе. Представляете, окрестил, все по-человечески, а в рапорт не включил! Здорово рисковали все, между прочим… Да. Итак, вы верующий, следовательно, вам должна быть близка концепция, в соответствии с которой вы сначала отдаете душу… не нервничайте, простите! Значит, отдаете Богу душу, а после успешных реанимационных мероприятий душа ваша… не нервничайте!!! Душа ваша возвращается на этот свет, Князем которого, как известно, является Сатана, черт бы его взял. И становится ваша душа на втором сроке эксплуатации сразу же его полной собственностью. А так как он есть Князь мира сего, то и подвластные ему условно оживленные занимают ключевые позиции в государстве и обществе. В результате чего мы имеем такое государство и, мать бы его так, общество тоже не лучше!

— А в других странах как? — включаясь в бред, спросил Сергей Григорьевич.

— А других стран, дорогой профессор, — чуть понизив голос, задушевно сообщил Петр Иваныч, — давно уже нет. Вон даже ваш брат, шофер, это знает. В связи с небывалыми успехами медицины и ее беспредельными возможностями там не осталось ни одного человека зрелого возраста, не прошедшего процедуру восстановления сердечной деятельности. И, следовательно, все их души принадлежат Дьяволу, и нет там ничего и никого, кроме Дьявола, вообще ничего нет, поскольку… То есть исламские страны вроде бы есть, только никто не знает где. То ли во Франции, то ли в Англии… Но самих Франции, Англии и других так называемых развитых стран теперь точно нет. Доразвивались ребята. И есть теперь там только Черт знает что… Да вы включите первый же канал, сами посмотрите!

— А Россия, — снова ясно понимая, что он говорит с сумасшедшим и сам сходит с ума, поинтересовался Кузнецов, — Россия, в которой мы с вами лежали во втором кардиологическом отделении пятой градской больницы с диагнозом «ишемическая болезнь сердца»? Россия, где мы родились и стали теми, кем стали, где остались наши женщины и приятели? И откуда вы меня утащили на съемки какой-то фантастической ерунды, вероятно американской, познакомили с несуществующим братом…

— Эх, и бессовестный ты, профессор, — сказал шофер, оборачиваясь. — В детстве молотком пристукнуть хотел, а теперь вот отказываешься признавать…

— Помолчите, капитан, — прекратил родственное выяснение отношений Михайлов. — А вы, Сергей Григорьевич, успокойтесь и внимательней оглядитесь по сторонам: какие ж это съемки? Это самая что ни на есть реальная действительность или, если угодно, действительная реальность. А теперь вспомните: разве та Россия, о которой вы сейчас говорите, не казалась вам иногда раскрашенным картоном, бездарной декорацией, в которой разыгрывается неумело поставленная второразрядная пьеса с отвратительными актерами? Да не то что казалась — вы ведь уверены бывали, что находитесь не то в своем, не то в чьем-то бреду…