— А люди ещё и преобразовывают её, превращая в прекрасный сад, умножая красоту и замысел господний, — сказал, подумав, Марк Себастьян. — Как говорил Ламетри: «Не будем считать ограниченными средства природы! С помощью человеческого искусства они могут стать безграничными».
— Но ещё Шекспир заметил, что «в природе есть и зёрна, и труха», — ответствовал Пётр. — Сколько раз человеки своим руками уничтожали созданное.
— Как и боги в своё время, переделывая мир, якобы во имя лучшего — заметил тихо Марк Себастьян. — Так что, в своих действиях высшие сферы иногда равны низшим.
— Не всегда. Есть установленные законы. Их менять нельзя, иначе наступит где-то сбой, и в мире воцарится демон хаоса. С этим не поспоришь, о упрямый и гордый Себастьян! Я вижу ты искренне полюбил этот мир, проникся к нему глубокой симпатией.
— Да, Пётр, это прекрасный и ужасный, любящий и страдающий мир!
— Да, но мы наблюдаем деградацию земного царства, его угасание. Человечество склоняется к разложению и самоубийству. Наша задача — поддерживать в мире равновесие, и мы иногда успеваем принимать необходимые меры… Хм… А разве ты, побывав человеком, не испытал огромного количества подлости, низости, мерзости, тщеславия, жадности, предательства и прочих негативных явлений?
— Да…Не буду отрицать, и такое было.
— Разве не было так, что ты, скучая по земле, тосковал по какому-то далёкому неземному миру?
— Было и такое, меня просто съедала тоска!
— Так вот, Себастьян, мы желаем твоего возвращения. Наш мир богат, прекрасен и величественен. Он более творческий и более справедливый, чем грешный земной. Мы приглашаем тебя туда. Твои немалые способности могут послужить созиданию…
Марк Себастьян горько улыбнулся:
— Сначала вы жёстко бросили меня вниз, в пучину земной жизни, а теперь предлагаете вернуться наверх?
Пётр вдруг отделился от своего плетёного кресла, взяв за руку Марка Себастьяна, и взмахнув явившимися крыльями, мгновенно поднял его в голубеющие небеса. Лишь там, в облаке белой пены, глаза его заблистали молниями, и он промолвил жёстко:
— Ты совершил серьёзное правонарушение, брат мой! Ты нарушил две заповеди: нельзя убивать (ты ведь не ангел смерти), нельзя нарушать постулаты Книги Судеб, выхватывая душу у ангела смерти, буквально из-под носа, и возвращать её в земное тело.
Острые голубые ветры и алые молнии пронзали Марка Себастьяна, бросая то в холод, то в жар.
— Я восстанавливал справедливость — твёрдо сказал он.
— И нарушал этим законы! И был низвергнут! Так нельзя! Знаешь, что стало с душой? Вернее, помнишь, что бывает с нею в таких случаях?
— Наверняка теперь душа стала неуловимой и бродячей.
— Именно. Она в земной жизни переселяется из тела в тело. Необходимо вернуть её обратно. И это должен сделать именно ты. Потому, что изначальным толчком к нарушению спокойствия весов послужило твоё действие, Себастьян. И это необходимо сделать именно сейчас…
— Вы имеете ввиду ближайшее время? — еле пошевелил губами Марк Себастьян.
— Именно так. Душа должна вернуться в обитель. Ну, а пока она у молодого юнца, по земным понятиям — даже мальчишки….
Марк Себастьян провёл по глазам, вытирая испарения облачной влаги, и заметил, что они уже стоят у реки. С волнением он осознал тогда, что находится у своего собеседника Петра в полной власти.
— Мне всё понятно… Но душа находится у мальчика, — промолвил Марк Себастьян, уже видя его жизнь, как картинку в книге. — А отнять жизнь у земного человека, тем более такого молодого — это большое несчастье для его близких.
— У него только мать, — промолвил устало Пётр, как будто разговор забрал у него много энергии. — Душа его, пережив очередное превращение, ещё молода, полна неясных планов и грёз, это не душа уже пожившего человека, уставшего от земного бытия и жаждущая отделения… Так что — сейчас самое время…
— Я посмотрю его душу, — сказал тихо Марк Себастьян, — определю её состояние…
— Как хочешь, — склонил голову Пётр. — Ты можешь вернуться, но пока что в ангельском состоянии способен пребывать лишь временно. Я думаю, ты не сможешь отказаться от такого шанса.
Он ещё что-то говорил, а перед глазами Марка Себастьяна была голова вихрастого, симпатичного мальчишки.
Так же незаметно всё и закончилось. Вот и разговор подошёл к концу, и вновь они сидели у костра, старик и неугомонный, хлебосольный Пётр Игнатьевич, будто и не было никакого разговора.
Старик отвлёкся от тяжёлых дум — было неумолимо хорошо — блестящая синевой река с плывущими островками листьев, седой, вьющийся змейкой дымок костра, согревшаяся на выглянувшем солнце нежнокорая берёза, и тёмный ельник, колышущий острыми верхушками под свежим ветерком, улетающие в серо-голубом небе птицы.
Пётр Игнатьевич пошёл в лесок за дровами, а старик спустился к реке. Она струилась медленно и величаво, блестя синевой с жёлто-багряными оттенками. В воде играли мальки. Старику вспомнились строки Тютчева:
Душа моя, Элизиум теней,
Что общего меж жизнью и тобою!
Меж вами, призраки минувших, лучших дней,
И сей бесчувственной толпою?..