Старик - [3]

- А этот последний актор (она говорила: "актор") - по-моему, dul-cissimo.

- Кого имеет в виду синьора? - прикидывался дурачком Марк. Бранцотти переспросил:

- Vero? Ti piacche, sole mio? Allore, per probo...

Но тут опять влез въедливый голос Марка:

- Это все решится "син проблем", как видите, актеры у нас "ин кондисьоне". Я надеюсь, Энрико, (он понизил голос) что вы приедете до двадцатого числа? Так вот, я уже сейчас вас с Луизой официально приглашаю на свой юбилей... Нет, никакой шумихи, никаких репортеров... Все будет на моей ... вилле у моря. Совсем по-домашнему. Я очень обижусь, если вас не будет.

- Граци, Марчелло, - пробасил итальянец, - мы постараемся, обязательно. Граци.

Вот оно что! "Никаких репортеров"! Старый плут. Естественно, он мог бы вполне расколоться на "кабак" для своих гостей, но это же совсем другая песня! А представьте: Бранцотти и Марик в "домашней обстановке"? Я уже заранее видел их фото в обнимку где-нибудь на обложке киноальманаха, на марковской даче ("вилле" - сноб проклятый!), в гамаке. Марк, естественно, потом будет всем заливать:

- А что, говорю, брат Энрико? А он мне отвечает: "Да, так вот, брат.." Я не стал светиться, тихонько закрыл за собой дверь и решил про себя: " Я на этот юбилей тоже как-нибудь попаду". У меня есть месяц с небольшим. Погоди, Марк! Будет тебе паблисити, а у меня будет - роль, или пусть меня покрасят!

3.

Когда я выходил со студии, остановился у вахты, чтобы позвонить. На вахте сидел дядя Миша, старый ВОХРовец, такой же седой, как и десять лет назад. Фамилия у него была необычная: Дозвон. Не Довзон какой-нибудь, а именно, Дозвон, словно его предки все время кому-то дозванивались. Михаил Устинович Дозвон. Сам он говорил, что у него дед из французов. Очень может быть, что какой-нибудь д"Озвон осел в России после 12-го года, суть не в этом. Прозвище у него было уникальное, хоть и за глаза. Уж очень не любил Устиныч, когда в списках его инициалы ставили перед фамилией, а не после. Это его просто бесило. А так -милый старик. Я попросил телефон, он любезно разрешил, "только недолго", справился, что там опять Марк Александрович затеял снимать. Я звонил Сане, своему школьному другу:

- Да, это я, - услышал я в трубке родимый голос. - Привет, грязный подонок. Водочки попьем? У тебя как с финансами, голяк?

- Нет, алкаголичек, кое-что еще наскребется. Я к тебе по делу.

Давай, рассказывай.- и вдруг,- Линда! Сука! Пошла вон! Вон пошла! На место, я сказал! (Линда - это очаровательный русский спаниель)Затем я услышал еще более конкретный адрес, куда посылалась Линда, и наступила пауза.

- Сань, алло! Я тебя только хотел спросить: у тебя сейчас дача свободна? Можно пожить, или как?

- А ты, что, один собираешься там жить? Тогда, скорей, или как.

- Сань, мне роль дают, очень крутую. Мне надо некоторое время побыть одному, ну, это... в образ войти, что ли. Дома не могу, все достало.

- Вот, что с человеком делает алкаголизм, - здраво заключил Са-ня,- Ну, значит, я жду. Зацепи по дороге гранату, а похавать у меня есть. Пока! Я повесил трубку, поблагодарил Устиныча и вышел на улицу. У меня созрел план.

4.

План получался действительно грандиозный. Люблю я мистификации всякие. Попадался мне как-то в институте рассказец О"Генри "Перестарался" (или как-то так, "He overdid it"- по-английски. Перевод мне не попадался) Поди, знай, когда тебе что пригодится! Там, короче, актеришка хотел получить роль деревенского простачка в мелодраме с участием некоей примадонны. Фамилия у нее была аристократическая, не помню уж, какая, все равно - псевдоним. А сама она была из глухой деревни, и настоящая фамилия была, конечно, плебейской - то ли Джонс, то ли Фокс, если не Смит. Чтобы убедить ее в достоверности перевоплощения, парень едет на рекогносцировку в ее деревню (Cranberry corners)- что-то вроде наших Чертовых куличек и узнает всю ее подноготную, собирая деревенские сплетни. В итоге, он настолько убеждает великую актрису, что она, не раскусив обмана, бросает все к черту, театр, премьеру, постановку, и срочно уезжает в деревню. Несостоявшийся партнер примадонны понимает, что он перестарался. Вот так и я. Думаю, о"Генри простит мне этот маленький плагиат. Нет, более того! Я бы назвал это творческим развитием темы! Дело в том, что у Марка где-то в Кремидовке живет родной дядя, о котором он не раз упоминал. Дядя Коля был учителем литературы, воевал, после войны был репрессирован по доносу, а потом, после Сибири, ему что-то скостили, выслали жить на 101-й километр. Именно он, в свое время, когда Марк еще был мальчишкой, и они жили вместе, привил отроку интерес к литературе. Марк всегда тепло и с тоской отзывался о нем. Меня только удивляло, как это при такой ностальгии, он ни разу не навестил дядю, с тех самых пор. Это была икона, но за стеклом музейной витрины, пардон за тавтологию. Вот я и подумал, а что, если...

5.

Маме я сказал, что мы с труппой едем на гастроли, возможно, что надолго. В театре я взял отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Там поворчали, но подписали все-таки, потому что на мои-то роли замена была. Я был тогда даже не Иван-дурак, а всего лишь Кощей на один акт, да еще Баба-Яга, и вот этот, как его, "Сниб, снаб, снурре" - из Снежной Королевы. Это все весело, забавно, особенно, если не тридцать раз в сезон, а по сложности перевоплощения это сравнимо лишь с камнем преткновения актерского мастерства - вечной ролью "Кушать подано". С Сашей мы договорились. Он дал мне ключ от дачи, но попросил при этом не ломать его кровать. Мы основательно "попили водочки" и даже начали спаивать Линду. Потом Саша устал и отключился - я еще подумал: "Какой слабак..." Утром мы позавтракали "братской могилой" (все т же кильки в томате), а Линда так и не выползла из-под шкафа. Спину ломило после ночи на стуле. К часу дня я все-таки выполз наружу и поплелся на вокзал. Взял билеты до этой самой Кремидовки, туда и обратно и отправился навстречу приключениям. Прибыв на место, я зашагал от станции к школе и мне вспомнилась загадка, известная в свое время: "Что общего у атомной бомбы с коммунизмом?" - И то, и другое, стирает грань между городом и деревней. Тут же были стерты грани между дорогой и кюветом, между русским и украинским, между трезвостью и нормой жизни. И еще приятная деталь: идешь по улице и не ощущаешь шоры на глазах, в виде домов. Чтобы увидеть небо, недостаточно просто поднять глаза, а надо еще повертеть головой, от горизонта к горизонту. Земли визуально становится меньше, и хочется простить ей все ее маленькие изъяны. Невероятное количество кузнечиков - из-под ног. Запах навоза загадочнее любых "Парфум де Франс", и начинаешь понимать, что женщина - не единственное достижение Творца, хоть они и пытаются уверить нас в обратном. Гуси мычат, собаки квакают, блеют вороны. В общем, благодать.