Старец Григорий Распутин и его поклонницы - [20]

Мне сделалось жутко, так как я подумала, что вошла психически больная, сумасшедшая женщина. Но, заметив, что белый фантастический костюм, в который была одета вошедшая, обильно украшен разноцветными лентами, я вспомнила слова "старца", сказанные мне накануне о том, что у него будет одна "генеральша вся в лентах". Подвигаясь какой-то странной, точно разбитой, походкой, приседая и подпрыгивая, белая женщина громко выкрикивала:

— Христос воскресе! Христос воскресе!

Затем, сильно стуча палкой о пол, она истерическим голосом, голосом кликуши начала выкрикивать что-то совершенно невнятное и несуразное.

Приблизившись к "старцу", дама в лентах вдруг упала перед ним на колени и пронзительно крикнув: "Отец!.. Бог — Саваоф!.." — грохнулась на пол и распростерлась ниц.

Потрясенная этой сценой, я спросила сидевшую рядом со мной Тюню:

— Кто эта дама?

— Софья Аркадьевна Похитонова, — кратко ответила она.

— Больная, ненормальная?

Тюня пожала плечами и сдержанно проговорила:

— Вы напрасно так думаете.

— Но… зачем же на ней этот безобразный парик?

— Какой парик? — удивилась Тюня. — Вы ошибаетесь. Это совсем не парик, это сибирская шапка из волчьей шерсти — подарок отца Григория. Он привез ее из Сибири. Софья Аркадьевна очень дорожит этим подарком.

— А зачем эти ленты, этот странный костюм? — не отставала я, хотя и сознавала, что мои настойчивые расспросы шли вразрез с самыми элементарными правилами "хорошего тона ".

— Она взяла на себя личину юродства, — объясняла Тюня. — Она желает унизить себя, она хочет, чтобы над нею смеялись… Это, конечно, очень тяжелый подвиг, особенно для светской женщины, но Софья Аркадьевна добровольно приняла его на себя и несет его безропотно.

"Какой странный подвиг!.. Возвращение к XVI столетию", — подумала я, не решаясь, однако, высказать этого вслух, чтобы не обидеть свою собеседницу.

Дамы поспешили на помощь к юродивой, подняли ее, по она тотчас же вырвалась от них и бросилась к "пророку" с неистовым криком:

— Отец!.. Отец Григорий!.. Бог — Саваоф!..

Она кидалась к нему на шею, старалась обнять его, но он отбивался от нее крича:

— Отстань, отстань от меня Христа ради… Тварь поганая!..

Мне показалось, однако, что он отбивался менее энергично, чем можно было ожидать от него при этих условиях.

А она продолжала цепляться за него, продолжала хватать его руки, покрывая их поцелуями.

— Отойди от меня, дьявол! — орал "прозорливец" во все горло, — а не то вот, как перед Истинным, расшибу тебе башку!

Наконец дамам удалось снова завладеть Софьей Аркадьевной, и они повели ее под руки на стоявший в переднем углу большой широкий диван, устроенный в виде ската.

Софья Аркадьевна, точно обессиленная от только что пережитой сцены, распласталась на диване.

Но это был один момент. Тотчас же она снова поднялась и, простирая руки по направлению к "старцу", громким, проникновенным голосом начала выкрикивать:

— Падите ниц перед ним!.. Целуйте его след!.. В эту минуту зазвенел телефон.

— Тюнька, — сказал Распутин, обращаясь к молодой графине Головкиной, — узнай, хто такой звонит.

Тюня поспешно встала и направилась к телефону. Видно было, что она с радостью готова исполнить поручение "отца Григория".

Но я заметила, что графиню Головкину такое обращение "пророка" с ее дочерью заметно покоробило. Однако она, видимо, не решилась высказать ему своего неудовольствия по этому поводу. Она ограничилась только тем, что сдвинула брови и сделала каменное лицо. Но "старец", очевидно, не придал никакого значения мимике графини.

"Однако, — подумалось мне, — как мало церемонится "прозорливец" со своими почитательницами, даже с теми из них, на средства которых живет".

Через минуту Тюня докладывала Распутину:

— Любовь Павловна Мосолова спрашивает вас: когда она сможет приехать к вам? Ей необходимо посоветоваться с вами.

— А хто это такая Любовь… как, бишь, она сказала? — спросил "пророк", обращаясь к дамам.

— Это жена Николая Дмитриевича Мосолова — о нем вы, конечно, слыхали.

— Штой-то не припомню.

— Товарищ председателя в…

Дамы назвали одно из государственных учреждений в Петрограде.

— Так, так. Слыхал… Ну, скажи, пущай приходит, — обратился "старец" к Тюне.

— Она просит узнать, когда же, просит назначить день и час, — заметила Тюня.

— Ну, примерно, хоть завтра, так, после вечерни. Тюня снова пошла к телефону.

— А ты придешь ко мне завтра? — спросил "пророк", обращаясь ко мне.

Я сказала, что завтра целый день занят и что поэтому я никак не могу быть у него.

— Ну, все же я позвоню к тебе, — сказал он.

— Позвоните, — согласилась я, — хотя вы вряд ли застанете меня дома.

Мои слова услыхала Софья Аркадьевна. Она все еще лежала на диване в распластанном виде, — услыхала и страшно вознегодовала.

— Господи! — завопила она. — До чего мы дожили?.. Он САМ, Бог–Саваоф, будет звонить по телефону какой-то девчонке… Вот они, ваши черницы, прелестницы…

— Замолчишь ли ты, погань! — кричит на нее Распутин.

Но юродивая генеральша долго не могла успокоиться. Замолчала было на минуту, но затем снова начала выкрикивать:

— А я последние свои денежки сейчас отдала… За автомотор уплатила… Хотелось отца повидать… Осталась без копейки… Слышите вы?..