Старец Григорий Распутин и его поклонницы - [14]

— Мм… да… ничего цветочки, — мямлил "старец", подвигаясь вслед за гостьей. Он по-прежнему держался очень сдержанно и, видимо, продолжая дуться. Больше молчал, ограничиваясь краткими репликами на вопросы Ксении Владимировны.

Раза два, под какими-то предлогами он выходил даже из комнаты, оставляя нас одних. Возвращаясь, он подозрительно взглядывал то на Ксению Владимировну, то на меня и продолжал хмуриться.

— Вы, должно быть, очень любите цветы? — говорила Ксения Владимировна.

— Хто? Я-то?.. Не!.. Ни к чему, — равнодушным тоном сказал Григорий Ефимович.

— Как?! Неужели не любите? — удивилась молодая дама.

"Старец" покрутил головой.

— Не!.. Сирень, ту люблю, а энтих цветочков… не обожаю.

— Не обожаете? — тоном, не лишенным лукавства, переспрашивала Ксения Владимировна. — Но в таком случае как же вам не совестно тратить столько денег на цветы? Ведь это же стоит больших денег.

Распутин вдруг осклабился. На сумрачном лице появилась усмешка, и он, ухмыляясь, проговорил:

— Да нешто я их покупал?! — И затем явно презрительным тоном добавил: — Была нужда!..

— А-а-а, так это вам дарят ваши поклонницы! — воскликнула с невинным видом Ксения Владимировна. — Да?.. Ну какой же вы счастливый, Григорий Ефимович.

Распутин расстегнул свою поддевку, оправил бывшую на нем синюю шелковую рубаху и заложил руки за пояс.

— Если я иногда завидую богатым, то только потому, что они имеют возможность всегда иметь живые цветы, — сказала Ксения Владимировна, обращаясь ко мне.

Вдруг она воскликнула:

— Нет, нет, вы подойдите сюда! Вы посмотрите, что это за роскошь!

Посредине стола стояла огромная, роскошная корзина, наполненная чудными белыми, алыми, пунцовыми розами, сверкавшими свежестью своих лепестков и распространявшими в воздухе тонкий аромат.

Ксения Владимировна с восхищением, почти с экстазом любовалась цветами.

— "Как хороши, как свежи были розы!" — вдруг мечтательно продекламировала она. — Но ведь это же безумно дорого!.. Григорий Ефимович! Нескромный вопрос: кто подарил вам эти розы?

— Z прислала, — проговорил Распутин, почесывая живот.

Он назвал одну очень высокопоставленную особу — настолько высокопоставленную, что, услышав ее имя, Ксения Владимировна вдруг прикусила язычок и умолкла на несколько минут.[5]

 С краю стола, где я сидел, лежала пачка писем и пакетов, адресованных на имя Григория Ефимовича Распутина. Я спросил, что это за письма.

— А это сегодня с почтой пришли, — сказал "пророк". — Ко мне много приходит писем и пакетов. От разных лиц. Со всей России присылают… Сегодня еще немного, — продолжал он, беря письма и пересчитывая их. — Всего пять. Вчера больше было.

— Давайте, я прочту вам письма, — предложила Ксения Владимировна.,

— Ну, что же, почитай, потрудись, — сказал Григорий Ефимович, передавая ей один из пакетов.

— Я буду вашим секретарем, — продолжала Ксения Владимировна. — Хотите?

В ее тоне вдруг послышались какие-то новые, заигрывающие нотки, точно она была не прочь пококетничать с "прозорливцем".

Распутин что-то невнятно пробормотал о том, что хорошо бы иметь такую "секретаршу". Он сел на кушетку, около Ксении Владимировны, и приготовился слушать.

Началось чтение.

Писал волостной писарь одной из губерний западной Сибири. Витиевато, канцелярским слогом расписывал он о том, как много трудов положил на пользу службы и как всегда из всех сил старался угодить начальству. Однако, несмотря на это, благодаря проискам каких-то недоброжелателей, неожиданно был уволен от должности без всякой причины и вины со своей стороны. И вот он с большой семьей остался без всяких средств, терпит страшную нужду, голод и холод и потому обращается к высокоуважаемому Григорию Ефимовичу с нижайшей просьбой похлопотать за него перед сильными людьми, которые могли бы предоставить ему должность волостного писаря, хотя бы в другой губернии.

— Что вы сделаете с этим прошением? — спросила Ксения Владимировна.

"Старец" глубокомысленно помолчал, подвигал губами, а затем в свою очередь предложил вопрос:

— Это кому следует? К Кулакову,[6] што ли?

— Да, это в его ведомстве.

— Стало быть, надо послать Кулакову… Он сделает! — уверенно проговорил "пророк". — Хороший человек… Беспременно исполнит… Ну, теперь почитай исшо это прошение.

Ксения Владимировна опять начала читать, а Распутин уставил свой тяжелый, неподвижный взгляд на чтицу. Но мне казалось, что он не столько слушал свою "секретаршу", сколько рассматривал ее открытую шею, ее бюст, ее руки — очень красивой формы, открытые до локтя.

На этот раз писал начальник станции одной из южных железных дорог. Многословно излагал он всю свою служебную карьеру "с маленьких должностей" на каком-то захолустном полустанке в степи. Постепенно достиг "высокой" должности начальника на крупной торговой станции. Был совершенно счастлив и доволен своей судьбой и службой, как вдруг — крах, и он остается без места, выброшен на улицу. Просит и молит Григория Ефимовича оказать ему милость и посодействовать в назначении на новую должность.

— А это к кому? — опять спросил Распутин, адресуясь к Ксении Владимировне.

Она назвала фамилию лица, стоявшего во главе железнодорожного ведомства.