Старец Арсений Пещерник, сподвижник Иосифа Исихаста - [30]

Шрифт
Интервал

Нижеследующие строки являются кратким памятным очерком, написанным по чувству неизмеримого долга, уважения и признательности. Что же до более полного жития старца, то я питаю благую надежду, что в очень скором времени и нашим монастырем, над которым он на протяжении целого десятилетия осуществлял пастырское руководство, и другими людьми, знавшими его и сподобившимися с его стороны различных благодеяний, будет написано многое.

Я умалчиваю о первом периоде его жизни — времени великих подвигов и чудесных событий, в ряду которых особое место занимает спасение от верной смерти от болгарских участников комитата[130]. Спастись тогда удалось благодаря чудесному вмешательству великомученика Георгия.

Из того, что я, как его послушник, на протяжении тридцати пяти лет (1965–2000) увидел, услышал и пережил сам, здесь помещаю лишь немногое.

По ревности, обычно отличающей молодых людей восемнадцати — двадцати двух лет, я, когда был в Афинах, познакомился едва ли не со всеми сколько-нибудь известными духовниками. Среди них были: отец Епифаний (Феодоропулос)[131], отец Порфирий[132], отец Иероним Эгинский, благодатный священнопроповедник Димитрий (Панагопулос) и многие другие, к которым я, безусловно, испытываю великую признательность.

Но, по Божественному смотрению, тем, к кому я по-настоящему привязался всем своим сердцем, был мой приснопамятный старец отец Харалампий. Лишь впервые встретив его, я, подобно иному Филиппу, воскликнул, обращаясь к одному своему сердечному другу (да не покажется это преувеличением) со словами, подобными апостольским: «Мы обрели мессию»[133], то есть учителя.

С тех пор я был не в силах разлучиться с ним. В лице этого простого иеромонаха я (не потому, что был достоин, но, я бы сказал, по его молитве, как второй Мотовилов) почувствовал нечто и обрел крупицы от его духовного богатства.

Я уверен, что под этим свидетельством подписалось бы множество его духовных чад и на Святой Горе, и за ее пределами.

Не было бы преувеличением, если бы я назвал старца Харалампия учителем умной молитвы. Конечно, и сегодня, как и прежде, есть и наставники, и бесчисленные книги об умной молитве. Но настоящих учителей, к которым относится и мой приснопамятный старец, отличает вместе с учительством и способность передать дар тем, кто слушает их с верой и обладает способностью к восприятию.

Я знаю, что даже с непослушными людьми случалось, что после первой встречи со старцем, после первой исповеди и его наставления они с первой же ночи входили в ритм восьмичасового бдения. В результате их поведение изменилось и они стали примером и для простых, и для духовных людей. Некоторые из них пополнили ряды монахов.

Приснопамятный был богат многими и великими добродетелями: любовью, сострадательностью, долготерпением, смиренномудрием и прямотой. Венцом же этих добродетелей были блаженная простота и милосердие.

С первого же дня своего монашества он подвизался в еженощном бдении, сопровождавшемся множеством коленопреклонений и слезами любви, проливаемыми не только о Боге, но и о всем мире. Его бдение всегда было всенощным и завершалось в полночь ежедневной Божественной литургией, во время которой он поминал тысячи имен живых и усопших людей.

Рассудительный Старец[134] уже на втором году монашества отца Харалампия возвел его на степень пресвитера. С того времени и до старости, когда его поразил острый инфаркт миокарда, он никогда не оставлял Божественной литургии. Служение его всегда передавало присутствующим преизобильную благодать. Конечно, мы не сомневаемся в действенности служения любого священника, но служитель, сам исполненный благодати, делится ею со своими «сотрапезниками» ощутимым образом.

Незабываемы воспоминания о его литургиях в подвижнических каливках Малой Анны и Нового Скита, где он часто не мог сдержать обильно изливавшихся слез и прерывал свои возгласы, продлевая тем службу.

Но самые неизгладимые впечатления остались от пасхальных литургий. Его Старец всех своих послушников отсылал в кириакон скита. Оставались только отец Харалампий и два псалта — старцы Иосиф и Арсений. От возгласа «Благословенно Царство» и до самого отпуста все трое принимали участие в службе, часто прерывавшейся непрестанными слезами, рыданиями любви и славословиями. «Там, чадо мое, мы не праздновали Воскресение, а переживали[135] его. Знаешь ли ты, что это такое, когда Христос немного покажет тебе ту радость, которую чувствовала в тот час Божия Матерь?..».

Чудеса, совершавшиеся по молитвам отца Харалампия

Благодаря пламенной молитве приснопамятного старца Харалампия мы часто видели, слышали и переживали сами многоразличные чудеса. Он исцелил множество больных, очень многим помог в затруднительных ситуациях, изгонял демонов и совершал немало иного, достойного удивления.

Когда его просили помолиться, он не во всех случаях бывал услышан[136]. Но чудесно было то, что в молитве он всегда получал соответствующее извещение. Поэтому иногда он уверял просителя, что Господь поможет. А в другой раз говорил: «Бог желает помочь, но чего-то хочет от тебя самого». И действительно, многие имели или неисповеданные грехи, или размолвку с кем-либо, или поступили несправедливо, или держали на кого-то зло. По необходимости они исправляли себя и бывали услышаны Богом. Иногда же старец прямо и недвусмысленно возвещал: «На то, о чем ты просишь, нет воли Божией».


Рекомендуем почитать
Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Эта книга — не записки геолога и не дневники. Это воспоминания о годах, прожитых на Колыме, о подвижническом труде человека, прибывшего сюда на пароходе «Феликс Дзержинский» 30 октября 1938 года. Молодого человека, заключившего договор с трестом «Дальстрой» и проработавшего в геологоразведке четверть века на руднике имени Лазо, на печально известном Бутугычаге, Берелехе, Колыме, Игандже, в Усть-Омчуге, на Теньке, Кулу, Бахапче; открывшего месторождения олова и золота, работавшего в составе I управления, занимавшегося поисками урана и тория.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Тэтчер. Великие личности в истории

Маргарет Тэтчер смело можно назвать одной из самых сильных женщин ХХ века. Несмотря на все препятствия и сложности, она продержалась на посту премьер-министра Великобритании одиннадцать лет. Спустя годы не утихают споры о влиянии ее политических решений на окружающий мир. На страницах книги представлены факты, белые пятна биографии, анализ и критика ее политики, оценки современников и потомков — полная документальная разведка о жизни и политической деятельности железной леди Маргарет Тэтчер.


Мой личный военный трофей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.


Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты

Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.