Старая зайчиха - [5]
Она. Ну, правильно, они мойшат, они жулики, а мы отдувайся.
Он. Ага, мойшат, мойшат. Пилюлькин, что хочешь.
Она села на кровать, молчит, смотрит в окно.
Он. Да что ты так злишься? Да быльем все уже поросло. Да и чего было у нас? Я гульнул. Ты не простила. А ведь хороший левак укрепляет брак.
Она. Да-а?! Он гульнул, а я не простила – так получается? Левак! Левак, да?! Дурак, а не левак! Да, я не простила. Я брезглива физически. Брез-гли-ва.
Он. Была.
Она. И есть.
Он. Ну, тогда не стала бы в такой гостинице жить, раз брез-гли-ва осталась.
Она. Деньги не пахнут. Знаешь, как они зарабатываются? Много ты знаешь. Ты всю жизнь живешь, гляжу, как растение – кто польет, то и хорошо. А знаешь, как выживают артистки в Москве? Ну ладно, не буду. Тебе не понять.
Он. А я и слушать не хочу. И понимать не собираюсь. Мне не интересно.
Она. Ну, правильно, ты ведь только себя всегда слушал. Ты всегда главный, ты у нас – супер-герой, Бэтмэн, итит твою мать, а я под каблуком! Это еще все тогда началось, в Шадринске!
Он. Да, все началось в Шадринске! Мы закончили училище и поехали в Шадринский городской драматический театр!
Она. Ничего подобного. Не помню. Вранье. Я училась в Москве.
Он. Да?! Подделала диплом. Купила в подземном переходе, да? Бессовестная. Но я свидетель – не так все было. Я помню. Да. В Шадринск. Потом оттуда в Семипалатинск, потом в Бийск, потом в Курган, а потом…
Она. А потом – все. Дура. Таскалась за ним из театра в театр. А потом пришла со спектакля в общагу, а ты спишь с нашей театральной буфетчицей!
Он. Неправда, она была артисткой.
Она. Ладно, хорошо, артистка. Но выглядела, как буфетчица. Или хуже. Как доярка!
Он. Ты завидовала, что ты в тени была. Я играл все главные роли.
Она. Где? Когда? С чего? С каких щей? Это я, я, я играла все главные роли всегда!
Он. Где? Когда? С чего? С каких щей?
Она. Оно еще будет спорить! И не спорь мне, пожалуйста! Не создавай себе легенд! Я прекрасно помню, как я играла в Шадринске. Я всегда и везде играла главные роли! Даже в сказках! Даже в сказках мне давали Дарьюшку, Поросенка, Аленушку, и даже Иванушку! А что? Я была худенькая, как травести! Да много я чего играла. Я даже играла главную роль в сказке «Зайка-Зазнайка»!
Он. Ага. Она играла сказку. Сказку, как дед насрал в коляску. Ну, тебе не стыдно?! Опомнись! Ты играла в сказке «Жила-была Сыроежка»! Это – правда! Там ты играла главную роль! Но в «Зайке-Зазнайке» – нет! Это я, я, я играл главную роль в «Зайке-Зазнайке»!
Она. Неправда! Я играла «Зайку-Зазнайку», а точнее, я играла и очень глубоко играла в этом спектакле Старую Зайчиху, маму, мать Зайки-Зазнайки! Я как сейчас помню – я с таким блеском сыграла Старую Зайчиху. Я была такой мудрой Старой Зайчихой! О, какой я была Зайчихой! О, какой я Старой Зайчихой была! Все газеты писали: талант, талант, не закопаешь! Зайчиха! Я играла материнство, материнскую любовь, я даже в сказке перевоплощалась так, что все матери плакали в зале, вот так! Потому что все понимали логику характера, внутреннее действие, третий план, все то, что я создавала на сцене!
Он. Старая Зайчиха с пришитым хвостиком на белом комбинезоне. Мать. Негритоска. Посмотри на себя.
Она. Помолчи! Все говорили: как поразительно, что так молода, так красива, такая стройненькая, а такое перевоплощение! Надо же так сыграть старость, всем зайцам зайчиха, всем зайчихам зайчиха!
Он. Зазернилась сильно.
Она. А?
Он. Зазернилась, говорю. Зерно образа нашла. Да врешь ты все, Женуария. Это я, я, я играл Зайца так, что все до сих пор помнят, плакали все ажно за кулисами, в зале, на сцене, под сценой!
Она. Да. Плакали. Ага. Пьяный заяц. Ни разу трезвый не выходил на сцену. Пропойца. Алкаш. Тебя сняли с роли Зайки-Зазнайки! Тебя сняли с позором! И дали во втором составе малюсенькую роль придурковатого Старого Зайца!
Он. Неправда! Старого Зайца я играл уже потом, а поначалу я играл в одном составе Зайку-Зазнайку! Главную роль! Нет! Заглавную роль! Я до сих пор помню мой первый выход! Я выходил из-за кулис, зал аж вставал с кресел от восторга, и я, Зайка-Зазнайка, говорил: «Мне помощи не надо! Я заяц с головой!!!»
Она. Ага, с головой! С пустым ведром вместо головы!
Он. И тут появлялась Старая-престарая Зайчиха в исполнении плохой одной артистки! Ты-то ведь не помнишь роли, нет?! А я – до сих пор, ночью меня толкни, проснусь и расскажу с любого места!
Она. Еще чего! Я помню все!
Он. Оппа-зиция? Проверим! (Прокашлялся, скинул обувь, вскочил на кровать, кричит, что есть силы.) «Мне помощи не надо! Я заяц с головой!»
Она(нервно курит, ходит по комнате). «Не рада я, не рада! Тому, что ты такой!»
Он. «Я знаю сам прекрасно! Что делать мне с Лисой!»
Она. «Напрасно ты, напрасно! Все хвастаешь, косой!»
Он. «Попробуй-ка поймай-ка! Слови меня! Схвати!»
Она. «Зазнайка ты, зазнайка! С огнем ты не шути!»
Он. «Мне слушать надоело! Как ты весь день ворчишь!»
Она. «Не дело, ох, не дело! Не дело говоришь!»
Большая пауза. Молчат.
Она вытерла слезы. Села в кресло.
Вот так вот. И не надо мне сказки рассказывать. Сказки про то, как он, понимаешь, играл все, понимаешь, главные роли, видите ли.
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.
Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..
«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.
Пьеса в двух действиях. Написана в декабре 1996 года. В провинциальный город в поисках своего отца и матери приезжает некогда знаменитая актриса, а теперь «закатившаяся» звезда Лариса Боровицкая. Она была знаменита, богата и любима поклонниками, но теперь вдруг забыта всеми, обнищала, скатилась, спилась и угасла. Она встречает здесь Анатолия, похожего на её погибшего сорок дней назад друга. В сумасшедшем бреду она пытается вспомнить своё прошлое, понять будущее, увидеть, заглянуть в него. Всё перепутывается в воспаленном сознании Ларисы.
В этой истории много смешного и грустного, как, впрочем, всегда бывает в жизни. Три немолодые женщины мечтают о любви, о человеке, который будет рядом и которому нужна будет их любовь и тихая радость. Живут они в маленьком провинциальном городке, на краю жизни, но от этого их любовь и стремление жить во что бы то ни стало, становится только ярче и пронзительнее…
Уже давно единственная компания немолодой и эгоцентричной Эдды – её помощница, а единственное занятие – бесконечные устные мемуары. Женщина буквально дышит воспоминаниями о прошлом и своей блестящей молодости: несравненная красота, богатые и влиятельные ухажёры, лучшие наряды, светские выходы. Но однажды в доме появляется незнакомый молодой мужчина, знающий об Эдде и её жизни то, что может разрушить столь тщательно создаваемый роскошный образ.
Гондла – жених незавидный, он некрасив и горбат, к тому же христианин, но он ирландских королевских кровей. Невеста – Лера – исландская красавица, знатного рода. Ей бы больше подошёл местный жених – Лаге. Он силён, красив и удачлив, почитает языческих богов. Лаге предлагает назначить поединок за сердце Леры. Гондла отказывается от драки, очаровывая слушателей игрой на лютне, пока не появляется отряд ирландцев и Гондла не становится королём двух островов. Он собирается крестить исландцев, но те противятся и в разочаровании Гондла убивает себя мечом во имя Спасителя.
Пьеса «Сослуживцы» Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова стала основой для сценария к одному из самых любимых зрителем советских фильмов – «Служебного романа» 1977 года. Сюжет знаком многим: статистическое учреждение, его начальница – «синий чулок» Людмила Прокофьевна, ухаживающий за ней старший статистик Новосельцев и их коллеги, наблюдающие за развитием «романа на рабочем месте».
Последняя пьеса французского комедиографа Жана-Батиста Мольера, в которой он сыграл свою последнюю роль. Герой комедии-балета, Арган, – то ли домашний тиран, нарочно выдумавший болезнь, то ли одинокий чудак, пытающийся укрыться от равнодушия окружающего мира. Перечни лекарств и процедур становятся фоном для различных баталий – за кого отдавать замуж дочку, как молодому влюблённому найти общий язык с упрямым стариком и как оценивать медицину…