Он. Зиция!
Она. Дурак. Янычар ты. Квазиморда.
Он. Поцелуемся, нет?
Она. Какой дурак. Редкий. Редкоземельный. Минтай. Минтай мой.
Он. Женуария моя.
Она. Минтай. Миша. Папа Заяц.
Он. Женуария. «Газирум-гарум-гэрум, газирум-га…»
Она. Вот именно: «газирум-га». Точка. Дурак.
Он. Да это ты дура.
Она. Полный. Кретин. Милый. Милый.
Он. Милая. Милая. Прощай.
Она. Прощай. Кретин. Милый. Милый.
Он. Милая. Милая. Прощай, Старая Зайчиха.
Она. Прощай, Папа Заяц.
Он ушел. Она прошла по комнате. Сделала вдруг ногами «голубцы»: раз, еще раз, и еще раз – совсем молодайка!
Села. Включила музыку.
Звучит знаменитая песня на иностранном языке.
Она подошла к подоконнику, смотрит в окно. Делает на замерзшем стекле ребром кулачка маленькие детские «ножки». Улыбается. Смахивает слезы.
Поворачивается. Берет зеркало, поправляет грим, пританцовывает.
И вот площадь. Милиция, «Кадиллак». Концерт все-таки состоится. Он должен состояться. Она и с ней три черномазых девчонки идут на сцену, выходят и – поют…
Как они поют. Вам и не снилось. Как пляшут. Никто и представить себе не мог, что так бывает.
Они плачут и поют, они хохочут и плачут. Бегут слезы у них, черный грим размазывается, с ними плачет вся площадь замороженная, вся площадь мечтает, как в песне, – мечтает про какие-то пальмы, про берег, про пляж, про загар, про сомбреро – не про хрущевки поют они, а про что-то другое, про другую жизнь.
Как они поют. Как перед смертью.
Как в последний раз.
Но мы ведь знаем, что это не в последний раз, потому что они и вправду – бессмертны.
Темнота
Занавес
Конец
