Старая ветошь - [39]

Нахального, временами невыносимо жлобского, но и открытого, соседствующего с истинно настоящим, многовековым напластованием храмов, музеев, старинных домов и усадеб.

Притягательная энергетика шла от этого полярного многообразия, и такая мощная, словно руку сунул в аккумулятор, подзарядился сам. Мыслители, философы, огромное количество алчущих прославиться, взлететь, ухватить удачу за фалды. Бога за бороду. Успеть и быть не последним на кратком празднике жизни, в котором вращаются артисты, спортсмены, гастролёры, честолюбивая масса людей, по большей части случайных статистов, но на этом навозе взрастают яркие личности и всемирно известные люди, которых можешь запросто встретить в каком-нибудь переходе метро. Этот воздух, перенасыщенный выхлопом двигателей, безумием пробок, возникающих словно по мановению злого гения, ускользнувшего на ваших глазах за угол сталинской высотки на Садовом. Но и зелёные парки в самом центре переполненного и жителями, и приезжими со всего света, города, который невозможно представить без строительных лесов, и сирень, черёмуха, цветущие в похолодевшем вдруг, прозрачном воздухе окраины, скажем, в Марьино, Бирюлёво, или в великолепии ансамбля Царицыно, таинственно-магическом Коломенском. Про Кремль и говорить не будем…

И всем этим запросто «владеют» москвичи, от рождения понимающие – они особенные!

Мог бы, конечно, Алексей освежить свой английский и уехать… да хотя бы и в другой европейский город, с его размеренным ритмом, страховками всех, от всего и на всякий случай. Жить несуетно, может, и в деньгах выиграть, даже наверняка, но с некоторых пор у него и мыслей не было на этот счёт, так завлекла его Красавица – Москва.

* * *

В типографии его приезду обрадовались, на вопрос о документах замахали руками, отказались и вручили тысячные «билеты», приготовленные хозяином, с пришпиленной маленькой бумажкой – Алексею. День и впрямь начинался удачно.

Дальше предстояло вывернуть к проспекту Андропова, в автосервис под метромостом, но он проскочил поворот вправо, подосадовал на себя, осмотрелся – вроде бы гибэдэдэшников не видно. Включил аварийку, стал медленно сдавать назад, пятиться почти вслепую, непроизвольно вжавшись в сидение, словно это могло уменьшить габариты кузова.

Машины пролетали справа и слева, громко, возмущённо сигналили, кто-то не ленился наклониться к окну, пытаясь заглянуть в салон, отыскать водителя, а увидев кепку приезжего «чурки», покрутить пальцем у виска или выразительно постучать по лбу.

– Да знаю, знаю, – вслух отвечал Алексей, словно они могли сейчас его услышать, потом возмутился громко: –Можно подумать, с вами такого ни разу не бывало!

И вот уже спасительный разделительный треугольник, еле видный из-под снега. Чуть-чуть осталось, и можно плавно уйти вправо, вклиниться тихонько в поток, уйти вниз под мост, а там уже и движение спокойнее.

Слева остановилась машина с инспектором. Мигалка тихо вращалась на крыше, раздражала неживой голубизной бликов, а ещё больше тем, что инспектор-то – прав!

У Алексея настроение просто рухнуло с моста вниз, пропало, и искать его сейчас в грязном отвале химически агрессивного месива, бывшего некогда белым снегом, стало бессмысленно.

Сержант скороговоркой что-то протелеграфировал, глотая окончания, превращая слова в бессмысленную абракадабру, словно иностранец говорил на чужом языке. – Ваши документы.

Алексей подал права, техталон. Накладную подавать не стал, пока не попросили.

– Пройдёмте в служебную машину, – строго посмотрел сержант.

Алексей нехотя, злясь на себя всё больше, пересел на переднее сиденье, рядом с сержантом. Приторно пахла ванильная «ёлочка», подвешенная к зеркалу заднего вида.

– Что же это вы, – сержант заглянул в документы, – Алексей Петрович, – нарушаем! Нехорошо! Вам «кирпич» не упал на голову? Знак запрещающий.

– Снегом всё засыпало, как всегда – убрать не успели.

– А знаки на что? Для кого? Незнание закона не освобождает от ответственности! – возразил сержант.

– Чистосердечное признание облегчает вину, но удлиняет срок!

– Вот видите – такой бывалый мужчина, можно сказать – тёртый, а… Будем составлять протокол?! – утвердительно, но и вопросительно поинтересовался сержант. Он был спокоен – приезжий нарушитель был полностью в его власти.

Алексей мгновенно понял, что каламбурить дальше не стоит.

– Да вот, задумался, проскочил, – стал оправдываться, что-то мямлить униженно.

Руками развёл, заметил, что они грязные после погрузки-выгрузки ветоши, положил на колени. И злился на себя, потому что как-то «пригибаться» начал перед сержантом, а внутри всё протестовало против того, что его тащило на эту мель, хоть и упирался, но пересилить себя не мог.

Сержант молча смотрел на руки Алексея, искоса наблюдал эту пантомиму, слушал, давал выговориться, но говорить особенно было не о чем – да, виноват! И вновь посмотрел на его руки. Они слегка дрожали после скользкого полиэтилена, руля, были в каких-то мелких ссадинках. Набухшие вены выпирали голубовато и были словно чужие, сами по себе, что-то такое вытворяли, а досада внутри жила отдельно, самостоятельно.