Старая скворечня - [4]

И добился своего: в ту первую весну, когда Егор развесил скворечни, Ворчун никому не позволил поселиться рядом. Егор надеялся, ждал. Однако и второй весной повторилась та же история. Тогда, как это ни больно было Егору, он снял все лишние скворечни, оставив лишь ту, в которой поселился Ворчун, да еще дуплянку, которую он приладил к стволу дикой груши, росшей возле омшаника.

Третьей весной, в начале мая, какая-то молодая парочка облюбовала себе эту самую дуплянку. Ворчун, заметив это, сторожил весь день, не позволяя молодому таскать ветки и траву, чтобы устроить гнездовье. Он гонял его с утра до вечера: клевал, вытуривал вон из дуплянки, когда тот, спасаясь от преследований, забирался внутрь. Однако молодой скворец, как все молодые, был нетерпелив: скворчихе пришла уже пора класть яички. У новых обитателей Егорова подворья не было иного выхода. Они решили перехитрить Ворчуна. Как только стороживший до самых сумерек Ворчун улетел за Оку, в лес, где он коротал ночь, молоденькая скворчиха юркнула в дуплянку и положила там яичко.

Наутро Ворчун сразу же обнаружил это. Скворец имел такую привычку: проверять соседние дуплянки. Прилетит чуть свет из-за реки и, не поклевав еще ничего, на пустой желудок, принимается лазать по всем соседним скворечням. Просто инстинкт у него такой: он обязательно должен проверить, все ли у него в порядке? Чуть что: подстилку ли новую обнаружил, дух ли чужой — так сразу юрк в леток и пошел выбрасывать все обратно на землю. Другие хоть воробьев в соседние скворечни пускают. Без особой охоты, правда, просто им надоедает выбрасывать пух, которым устилают свои гнезда воробьи. А Ворчун и воробьев не пускал. Мол, выведу, выкормлю птенцов, улечу с ними за реку — тогда селитесь, а пока я тут, не смейте!

И вдруг — улетел на ночь, и на тебе — яичко! Ворчун знал, откуда оно. Вчера днем, когда он кормился за рекой, молодой скворчик понатаскал в дуплянку палочек и сухой травы. Но перьев в гнезде еще не было, и Ворчун надеялся, что все это должно свершиться не так скоро.

Ан не тут-то было!

Ворчун пришел в ярость. Не долго думая, он раскрыл клюв, захватил им яичко и выбросил на волю. Яичко упало на землю и разбилось. Совершив это злодеяние, Ворчун сел на самый высокий побег тополя и стал ждать. Однако ждать долго не пришлось: вскоре прилетела молодая пара. Ничего не подозревая, молодые скворцы сели на крышу дуплянки, начали петь и миловаться. Выждав момент, Ворчун коршуном налетел на них. Сначала бросился на самца: ударил его клювом, запищал, затрепыхал крыльями. Потом набросился на его подругу и стал избивать ее. Молодой вступился за подругу. Скворцы затеяли драку.

На их крик из избы вышел Егор. Завертывая самокрутку, постоял на крыльце.

— Ах ты разбойник! Ну и разбойник! — добродушно журил хозяин Ворчуна. — Места тебе, что ль, жалко? Пускай живут, дурачок.

Понаблюдав за дракой, Егор закурил и не спеша, приседая на больную ногу, спустился по ступенькам в сад. Тут, в саду, с южной стороны избы, была скамеечка. Он сел на нее и, щурясь от яркого солнца, поглядывал на скворцов и курил. «Каждую весну вот такая кутерьма: скворцы норовят поселиться, а Ворчун их не пускает. Только драки да одни неприятности для птиц с этими лишними скворечнями», — думал Егор.

Заметив вчера, что дуплянку облюбовала себе пара молодых скворушек, он обрадовался, полагая, что Ворчун наконец-то угомонился. Но, выходит, ошибся.

Ворчун неистовствовал. От молодого только пух летел — так он его потрошил. И победил все-таки, отогнал. Пока Ворчун воевал с молодым самцом, молодайка проверила дуплянку. Она юркнула в нее и тотчас же вылетела вон. Вылетела — и заметалась вверх-вниз, крича жалобно и надрывно. Что-то тревожное почудилось Егору в этом крике птицы. Он поднялся и, затоптав ногой окурок, пошел к груше, где висела дуплянка. Подойдя, Егор увидел на земле крохотное голубенькое яичко. Скорлупа при ударе треснула, и на молодую мураву вытек яркий желток.

Хозяин горестно покачал головой; ни слова не говоря, принес из-под навеса лестницу и, взобравшись на дерево, снял и эту, последнюю, дуплянку.

4

И осталась на Егоровом подворье только одна скворечня — та, в которой жил Ворчун. Это был грубо сколоченный, добротный домик с покатой крышей, с крылечком у летка. Тяжелый, глубокий, из смолистых сосновых досок, он был накрепко прибит к длинной березовой жерди, а эта жердина, в свою очередь, прикручена проволокой к тополю.

Домик понравился скворцу грубоватостью отделки п своим расположением. Леток его был повернут к солнцу, на восток, и с высоты виднелась излучина Оки, и зеленые луга, и синие, в туманной дымке, леса на той, заречной, стороне.

Ворчун был очень трудолюбивый скворец. И хлопотун невероятный. Понаблюдав за ним день-другой, можно было подумать, что его все время подгоняет какой-то страх. Страх, что наступивший день окажется мал и ему не удастся сколько надо слетать за реку; страх, что все гусеницы перемрут и не станет пищи; наконец, страх, что лето будет слишком коротким и он не успеет выкормить и научить летать своих птенцов. Поэтому он постоянно спешил и беспокоился.