Старая девочка - [59]

Он вышел с Лубянки, но садиться в свой третий номер трамвая не стал, а, как и два дня назад, дошел до бульварного кольца и там повернул в сторону Яузы. Это были места, которые он любил, те места, что Вера поминала почти на каждой странице своего дневника: здесь проходила едва ли не половина ее свиданий, и сейчас, после сегодняшнего допроса Берга, ему вдруг показалось, что он должен сюда пойти. Он не знал — для чего; к мистике он всегда был равнодушен и решил, что так и так перед сном ему полезно пройтись. Он гулял по Яузскому бульвару больше часа, сидел на той скамейке, на которой Берг любил сидеть с Верой, ничего особенного за это время не произошло, но теперь он окончательно убедился, что Берг — единственный, кто может им помочь.

На следующий день ровно к девяти часам утра Ерошкин был в Управлении. Он отлично выспался, первый раз за всю неделю, был бодр, пожалуй что и весел. У Смирнова на этот час не было назначено никаких срочных дел, и принять Ерошкина он согласился сразу же. Это был добрый знак, и Ерошкин даже подумал, что к двенадцати часам, когда должны привести Берга, он уже сможет доложить тому, что сказал Смирнов. К сожалению, разговор с самим Смирновым Ерошкин провел далеко не так хорошо, как рассчитывал. То ли он чересчур тщательно готовился, ему вообще лучше удавались импровизации, и перегорел, то ли его сбило, что, когда он вошел, Смирнов был не один: с ним за чаем сидел другой заместитель Ежова, Гагулия. Гагулия прослушал только начало, ничего важного, потом ушел, но Ерошкин уже нервничал и правильно подчеркнуть роль Смирнова явно не сумел. Все-таки Смирнов в конце концов согласился, что необходимо использовать этот шанс, и обещал в течение недели переговорить с Ежовым. Своим энтузиазмом Ерошкин, однако, заразить его не смог. Наоборот, Смирнов посоветовал ему, пока не станет ясен исход разговора с Ежовым, вообще не вызывать Берга. Впрочем, на этом он не настаивал.

Ерошкин рекомендацией Смирнова пренебрег, и в двенадцать часов, как и было договорено, Берг был в его кабинете. Когда конвой ушел, они оба, словно застеснявшись того, что предстояло, обменялись несколькими ничего не значащими фразами, потом Ерошкин передал Бергу свой разговор со Смирновым, добавив, что шансов на успех вряд ли больше половины. Он еще что-то хотел сказать по этому поводу и тут увидел, что Берг давно уже готов его допрашивать и ждет. Это было, как на вокзале, Ерошкин засуетился, потом вдруг, испугавшись, что вот Берг уже сел, а он нет, и как бы вообще поезд не ушел без него, совсем запутался; слава Богу, Берг наконец его окликнул и позвал к себе.

С этого дня и примерно на месяц, когда Берг сам и совершенно добровольно отказался вести допросы, нити следствия полностью были у него в руках. Хотя позже он сделал все, чтобы и органы, и привлекавшиеся по этому делу видели в нем лишь одного из тех, кто когда-то был влюблен в Веру, рядового ее поклонника; ни Ерошкин, ни остальные не заблуждались насчет того, что дело Веры, как бы оно ни завершилось, до конца во многом будет идти по сценарию, разработанному Бергом. Тот свой месяц он распределил так: первые пять дней, как собирался, посвятил допросу Ерошкина, он допрашивал его по десять часов подряд, не давая ни минуты отдыха, и закончил только тогда, когда и Ерошкин вдруг понял, что он совсем пуст и чист, в нем не осталось и капли того, что могло бы Берга заинтересовать. Это было совершенно блаженное ощущение, и Ерошкин тогда подумал, что, наверное, так же себя чувствует и едва родившийся, еще ни разу не успевший согрешить младенец.

На третий день этих допросов Смирнов вручил Ерошкину подписанное Ежовым распоряжение с требованием при ведении следственных мероприятий по делу Веры оказывать Бергу неограниченное содействие. Берг получил фактический карт-бланш, как раз то, чего они добивались, но Смирнов был мрачен, и Ерошкин постарался ничем не выдать своей радости. Пять дней, пока допрашивали его самого, Ерошкин был убежден, что следующий черед Таси, которая уже была привезена из Грозного и которую Ерошкин для удобства даже поместил в том же блоке, где содержался Берг, но после него тот решил сделать в допросах перерыв. Он лишь попросил принести ему в камеру все следственные материалы, добытые группой Смирнова. Ерошкин, кстати, предложил тогда уступить Бергу свой кабинет, но получил мягкий отказ. Вообще, закончив допрашивать Ерошкина, он сразу же сделался с ним терпим и внимателен. Вот и сейчас он заявил, что очень благодарен Ерошкину, хорошо понимает, какая это жертва, однако в камере ему достаточно удобно. Ерошкин для порядка спросил его, на сколько дней ему нужны протоколы. Берг ответил, что примерно на две недели, и легко в этот срок уложился, вернув все на сутки раньше.

Затем Берг дал себе день отдыха. Если в первую неделю после того, как его перевели в одиночку, он прямо на глазах оправлялся, то теперь снова стал быстро сдавать. Совсем слабый от постоянных избиений и двух лет тюрьмы, он, конечно, не мог работать изо дня в день по пятнадцать-двадцать часов. Ерошкин уже не раз собирался ему сказать, что, если он свалится, на пользу это никому не пойдет, но все не решался и теперь был рад, что Берг сам понял, что день отдыха он себе позволить может.