Старатели - [57]
Здесь было сложнее, надо было крепко думать. Но и физика ее не устрашила.
Она отложила учебник, заглянула в «Геологию», в «Химию», в «Драги» и тут запуталась. Сложные вычисления, незнакомые условные знаки, фигуры, формулы запрыгали перед нею в непонятной головокружительной сумятице.
Анна Осиповна собрала учебники, тетрадку и пошла к мужу просить его составить программу и план ее занятий. Георгий Степанович был в своем кабинете.
В последние дни он находился там безвыходно. Анна Осиповна иногда подходила к двери, прислушивалась к тяжелым вздохам мужа и на цыпочках уходила к себе. Георгий делает новую универсальную драгу для россыпей с вечной мерзлотой. И если Анна Осиповна не может даже читать старый учебник старой драги, то каких же знаний, и умственного напряжения требует драга Георгия!
Анна Осиповна относилась к занятиям мужа с почтительным уважением. И в этот раз, собираясь беспокоить мужа своим нужным, правда, но мелким делом в сравнении с его работой, она долго не решалась войти к нему в кабинет.
На следующий день Анна Осиповна переоделась в костюм, выбранный еще вместе с Георгием Степановичем, приколола к берету слоника, печально улыбнулась себе в зеркало и вышла в поселок. В поселковой путанице домиков, балаганов и землянок Анна Осиповна отыскала домик Жмаева.
Жмаевы собирались куда-то, Анна Осиповна спросила, Настеньку:
— Вы куда идете-то?
— В школу. Пойдемте вместе.
— Что там сегодня? Собрание?
— В школе-то? — переспросила Настенька. — Да мы уже вторую неделю ходим. Учимся: Смешно ка-ак, чисто маленькие. Я-то еще ничего, а вот вы бы на Даню посмотрели. Ногу втолкал в парту — и ни туда, ни сюда, ни сесть не может и обратно вытащить не может. Хоть отрубай... Из дома табуретку принесли, он теперь с боку парты сидит на ней.
— А что там? Чему вы учитесь-то? — чрезвычайно заинтересованная, спросила Анна Осиповна.
— А все равно как в школе: русский язык, арифметика и политграмота. Всех партийных заставили учиться.
— Вы партийная?
— Нет, я беспартийная. Даня у меня партийный, а я еще нет.
— Принимают в школу-то?
— А я не просилась. Пришла, села да и учусь.
— Погодите, — Анна Осиповна запнулась. — Возьмите меня с собой...
— Вот хорошо-то. Посмотрите, а потом Даня проводит вас.
В школе было уже много старателей. Было действительно странно видеть, что в детской школе ходят такие большие, усатые и лысые люди. Они, нагнувшись к низкой вешалке, вешали на колышки большие брезентовые плащи, пиджаки, шляпы и фуражки и, обдергивая рубахи, поправляя старательские пояса, расходились по своим группам.
Настенька потащила Анну Осиповну в класс.
— Здесь на горных техников учатся, — показала она мимоходом в раскрытую дверь. — Вон табуретка-то Данина. Вон у стены-то, рядом с Костей Корневым, — видишь?.. Ну пойдем, сейчас звонок.
— Анька! Откуда? — загремела Булыжиха, бросаясь к Анне Осиповне. — Здорово! К нам? Учительницей?
— Нет, какая я учительница, сама учиться хочу.
— Но-но, говори.
— Серьезно.
— Стешка! — гаркнула Булыжиха в дальний угол класса. — Освободи квартиру — Анна Осиповна сядет со мной... Тетрадку принесла?
Булыжиха легко повернула Анну Осиповну за плечи и, подталкивая ее, увела в угол к столу, за которым сидела на скамейке, так как тоже, как и Данила Жмаев, не вмещалась за партой.
— Мысль, выраженную словами, знаешь? — проверяла она Анну Осиповну. — А таблицу умножения взад-вперед? Ну... дважды два — четыре, дважды три — шесть, это знаешь? А если взад? Ну, восемью десять — восемьдесят, а вот если восемью... семь — сколько будет? А девятью шесть? Знаешь... Все-то ты знаешь, — с завистью сказала Булыжиха.
— Вы партийная? — спросила Анна Осиповна.
— Нет еще. Выучиться сначала надо! Я еще ни одной дроби не знаю... И вообще, знаешь, — загудела Булыжиха над ухом Анны Осиповны, — посмотрела я здесь, подумала, и до того-то, смотрю, я дура, до того темная, что слезы берут. Ну, прямо, так бы башку свою разбила...
— Усольцев коммунистов тут гонял, — продолжала рассказывать Булыжиха. — Неграмотный, говорит, коммунист — полкоммуниста. Другой, говорит, по своей темной безграмотности не помогать, а тормозить нас может. Вот как! Черных распалился было на Усольцева: всех, дескать, шапками закидаем! А Свиридова взяла его да из техгруппы-то к нам сюда и перевела. Что тут только было! Он ведь полком в партизанскую-то командовал. Японцы его боялись, господином полковником величали, а тут — вот... Но зато уж учится. Старостой в нашей группе. На сорок человек группы их только двое, коммунистов-то, — Черных да Клавдия Залетина.
— Учительница! — шепотом предупредил дежуривший у двери старатель, бросаясь к парте.
— Вста-ать! — гаркнул Черных.
Он вышел из-за парты, выбросил руки по швам и гулко затопал к двери, чтобы отдать рапорт учителю о готовности группы к занятиям. Но, не дойдя до двери, он в крайнем изумлении остановился, растерянно моргая: в дверях класса с тетрадями и книгами стояла Надя Левицкая, красная и до слез смущенная.
От растерянности Черных проглотил подготовленный молодецкий рапорт и лишь молча посмотрел на проскользнувшую мимо него Надю.
— Вот так самородка! — изумленно воскликнула Булыжиха.
Впервые почувствовать себя на писательском поприще Василий Ганибесов смог во время службы в Советской Армии. Именно армия сделала его принципиальным коммунистом, в армии он стал и профессиональным писателем. Годы работы в Ленинградско-Балтийском отделении литературного объединения писателей Красной Армии и Флота, сотрудничество с журналом «Залп», сама воинская служба, а также определённое дыхание эпохи предвоенного десятилетия наложили отпечаток на творчество писателя, в частности, на его повесть «Эскадрон комиссаров», которая была издана в 1931 году и вошла в советскую литературу как живая страница истории Советской Армии начала 30-х годов.Как и другие военные писатели, Василий Петрович Ганибесов старался рассказать в своих ранних повестях и очерках о службе бойцов и командиров в мирное время, об их боевой учёбе, идейном росте, политической закалке и активном, деятельном участии в жизни страны.Как секретарь партячейки Василий Ганибесов постоянно заботился о идейно-политическом и творческом росте своих товарищей по перу: считал необходимым поднять теоретическую подготовку всех писателей Красной Армии и Флота, организовать их профессиональную учёбу, систематически проводить дискуссии, литературные диспуты, создавать даже специальные курсы военных литераторов и широко практиковать творческие отпуска для авторов военной тематики.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.