Становой хребет - [154]

— Ишь ты-ы! — развеселился Игнатий. — Да ты, оказывается, самородно-красноречивый, в философиях кумекаешь. А я-то думал, дурень старый, что ты какой-то карнах, напыжился, срамотит приискательское дело в бабьих нарядах. Где пошил обновы?

— Тебе, какое дело, сказано, катись, — ловко сплюнул через зубы Петюнчик и раскурил папироску.

— Так шьёт одна модистка в Иркутске, Софа Кривая.

— А ты, откель знаешь? — в подёрнутых ленивой истомой глазах парня мелькнула искорка заинтересованности.

— Гиблое твоё дело, раз у Софки шитво заказывал, ободрала она тебя напрочь. Гульбанили, небось, у её подруги Ритки, по прозвищу Золотая Сиська?

— Гульбанили, — совсем уж удивился Петя, — всё верно говоришь. Но только я не авантюрист и проходимец какой-то, а владыка природы и фарта… Ты чё, дед, Вагина досель не знаешь?

— Сохача знаю, Вагина нет.

— Тю-у, нашёл чем хвалиться, мы с Сохачом — дружки гробовые, кто же его не знает. Дюже фартовый, дюжей меня, владыки тайги.

— Колоритная личность с классовой гнильцой — вот, кто ты, — хохотнул Игнатий, потом разом посуровел, — раз ты с Сохачём водился, то покажь немедля документы. А ну, покажь?

— Ты кто такой, чтобы требовать?! Счас как долбану меж рог и копыта на стороны отлетят, — устало отпихнулся Петя.

Парфёнов, со вздохом, вынул мандат ГПУ и всё же, проверил документы. Они оказались в порядке.

— Значит, Бодайбо гуляет. — Покачал головой и хотел уйти, но теперь уж Вагин хватанул за грудки.

— Ты по какому праву оскорбил меня подозрением? Хоть ты и ЧК, но не забывайся, — от его рывка у Игнатия расстегнулась на груди рубаха и открылся ревущий сохатый на скале, — откуда у тебя такая наколка? — поднял удивлённые глаза Петя. — Подобная лишь у Сохача имеется.

— Я и есть Сохач, ты ж видал в мандате прописано: Игнаха Парфёнов. Это фамилия Сохатого.

— П-правильно, — Петя с ужасом глядел на прихрамывающего здоровенного старика, по рассказам угадывая в нём легендарного приискателя. От брехни, что дружил с Сохачом, покраснел и неуверенно промямлил: — Пойдём для знакомства вмажем по сотке спиртика.

— По должности не могу, да и с тобой рядом от вони сдохнешь. Сколь зазря бабьих духов перевёл, ужасть!

— Нет, ты мне скажи, откедова знаешь Софку Кривую и Ритку? Неужто и Сохач к ним залетал?

— Хэ! — Игнатий рассеянно почесал затылок. Ясно дело, лет эдак с десяток назад тоже обнову у Софки шил. Опосля этого, очухался под Читой в телячьем вагоне, среди навоза. Гол, как сокол и башка чугунная, чем они меня опоили, досе не знаю.

— Точно! — возрадовался Петя. — От стервы наглющие! Со мной такая же история вышла, слава Богу, что эти обновки заранее с другом в гостиницу отправил. Вот идиётки, сколько же они, за все годы, нашева брата облапошили?!

— Ладно, айда ко мне в гости, раз молошными братьями оказались. Ты ведь, только с дороги и жить не приспособился где?

— Точно! — оскалил ровные и белые зубы Петя. — Как ты обо всём знаешь, ума не приложу.

— Ладно, пошли, владыко штанов, пристрою на ночь. Тут землячество бодайбинцев широкое, завтра сведу с ними, иди работай.

Быковы уже перебрались в свой дом, но Тоне вздумалось прийти к Игнатию за оставшимися вещами. Едва она перешагнула через порог, как Петя мгновенно напыжился и преобразился: в глазах разлилась медовая томность и ласковость.

— Ты стойку не делай на замужнюю бабу, — с ухмылкой предостерег Игнатий, — проходи, Тоня, чайку испей с нами.

— Плевать, что замужняя — эта баба станет моей, слово Пети Вагина. Нехай замужняя, сидай, подруга, будем разговоры говорить.

Тоня, оскорблённая вызывающей наглостью незнакомца, сердито сдвинула брови.

— Откуда ты приволок это музейное чучело дореволюционного ухаря, Игнатий?

— Да вот, старый знакомец приблудился с Бодайбо. Уймётся…

— Пускай не хамит, не то плохо будет.

— Ух, да ты, оказывается, самостоятельная девка! Всё одно, не упрямься, от меня не отлипнешь, — расправил плечи Вагин, — не такие красотки мне ноги мыли, а потом и воду пили. Смазливая ты до ужасу и силишься казаться недоступной, а всё одно баба. Все вы одинаковые, лапушки милые. Все-е…

Тоне было неприятно говорить с пьяненьким нахалом, она собрала в узел платья, взяла свою сковороду и уже шагнула к выходу, когда на плечи сзади легли сильные руки. Без разговору гвозданула Петю сковородкой в лоб и зло хлопнула дверью. Игнатий немедленно поднялся от стола.

— Вот что, мил человек, к тебе с добром, а ты с дерьмом. Проваливай немедля отсель, не то рёбра помну.

— Малахольная девка, — Вагин потрогал растущую во весь лоб шишку, — ну, погодь, я до тебя доберусь. Ага, нас тут не ждали, а ещё Сохач. Разве так дружков привечают.

С этого дня открылась долгая история изнурительной осады Тони Быковой залётным красавцем.

Игнатий потом пожалел, что познакомился с «владыкой природы», гнал его от жены Егора, даже колотил ещё разок, забыв в сердцах о своём служебном положении, не дозволяющем применять такой метод воспитания, но Петя ничего не хотел слушать и настырно добивался своего.

Настолько он был избалован своей неотразимостью, что в его голове не укладывалось, что им может пренебречь обычная баба. Им-то, Петей Вагиным, брезговать?!