Становление иранской регулярной армии в 1879—1921 гг. - [57]

Событие это произвело дурное впечатление в полку и старшие персидские офицеры написали к есаулу Браткову и сотнику Вырубову, прося довести до моего сведения об опасном настроении умов, служащих в полку, предупреждая, что они не ручаются, чтобы весь полк не разбежался. Получив это заявление, я прибыл в полк, собрал всех офицеров и векилей и велел им прочитать упомянутый приказ, из которого они ясно поняли, к кому он относился; затем, пользуясь полным доверием к себе всех чинов полка, мне ничего не стоило рассеять их подозрительность. Слова мои произвели весьма сильное и благоприятное впечатление на всех. «Никто еще не говорил нам так, как полковник. Мы ясно видим в нем отеческое о нас попечение и привязанность, и если нам не дадут 20 лет жалования, то мы с ним будем служить в полку», — говорили персидские офицеры.

После этого разговора я отправился к Сепехсалар-Азаму и получил разрешение до выхода упомянутого утверждения, выдать жалование мухаджирам по расчету 30 туманов в год; для того, чтобы в одной части не было чинов, занимающих одинаковые должности, но пользующихся разным содержанием, тот час же разделил всех чинов на 2 полка. В первом должны были служить только мухаджиры с правом получать по заслугам своих предков увеличенное содержание; в другом же полку остальные казаки из местных уроженцев, для которых оклад жалование в 20 туманов весьма достаточен.

Это разделение было сделано и временно командующими этих полков были назначены есаул Братков и сотник Вырубов. Вместе же с ними предназначались на эти должности персидские офицеры: адъютант Сепехсалар-Азама сертип Гасанг-Хан и Серген Исхан-дер-Хан.

В таком положении находилось дело Русской военной миссии.

8 октября полк был переведен из лагеря в город, где расположился казарменным образом в здании, упраздненного ныне военного училища, которое по особенной усиленной моей просьбе было разрешено занять для данной надобности. Причиной, заставившей меня добиваться этого здания, хотя мне предлагали строить новые казармы, кроме удобства, представляемого им, было, как можно меньше употреблять в расход денег.

Несколько слов об управлении чинами Русской военной миссии, от которого, по всей вероятности, может зависеть успех дела.

Согласно контракту с персидским правительством, я, при помощи 3-х русских офицеров и 5 урядников, в течение 3-х лет должен заниматься обучением персидской кавалерии, согласно с существующими на этот предмет в России, регламентами. Впрочем, ссылка на имеющиеся в России правила, не должна пониматься буквально; для этого в Персии не существует необходимых данных: нет обязательной службы, нет сроков ее и вообще почти никаких статутов, устанавливавших какие-нибудь определенные законы.

Вследствие этого, для лица, взявшегося за дело организации в Персии военных сил и обучением их, успех всего, что касается методов обозначенных вопросов, должно вполне зависеть от умения применить точные требования регулярного войска, к не признающему ни в чем регулярности персидскому характеру. Следовательно, из этого указания можно быть уверенным, какие трудности должно представлять означенное дело. Требования постоянной неуклонной энергии, стремящейся к достижению поставленной цели. Вместе с тем, в каждом обстоятельстве ничего не считать пустяками, так как всякая мелочь, оставленная без внимания, может повредить общему делу.

Подчиненные мне члены Русской военной миссии должны разделять этот взгляд и по мере сил способствовать его выполнению, они должны, безусловно, быть послушными.

Выехав из России по распоряжению Кавказского начальства с урядниками, я здесь очутился в положении антрепренера. Урядники зависят в решении денежног о вопроса, офицеры получают оговоренное содержание от персидского правительства, а я даже не имею никакого указания от начальства, в каком отношении они должны стоять ко мне. Власть полкового командира со всеми его действительными правами, едва ли достаточна при таких обстоятельствах. Здесь, в среде мусульманского, фанатического, ни в чем не ценящего свою жизнь народа, мы поставлены с требованием различных стеснительных и не всегда понимаемых ими правил. Малейшая оплошность, замедление офицеров в исполнении моих указаний может принести зло.

В такой стране, как Персия, не имеющей законов, в которой даже высшие сановники только хитростью добиваются своих целей, положение Русской военной миссии, имеющей дело с самым свободным народом, не признающим почти никакой власти, считаются мухаджиры. Положение это можно сравнить с положением людей, стоящих над кратером действующего вулкана.

АВПРИ. Фонд № 194 «Миссия в Персии», оп. № 528а, д. 1060, л. 50–56.

Приложение 6

Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [Зиновьеву]

Имею честь представить некоторые необходимые сведения, относительно веденного мною здесь дела, во избежание будущих неприятностей, от которых пострадают здесь русские интересы.

Из прежних донесений известно, что основная часть формируемых мною казаков, составляют мухаджиры. Это потомки русских эмигрантов, до того времени не носящие никакой службы, но пользовавшиеся довольно значительным содержанием. Репутация их как самого неспокойного, в корне испорченного бездеятельностью войска, имеют печальную известность. Все, не исключая самого Шаха и Сепахсалара, убеждены были в полнейшей их негодности к какой бы то ни было службе, а также невозможности подчинить их. Случай, бывший в марте месяце с вызванными из Азербайджана для поступления в казаки 160 мухаджирами, подтверждает это. Несмотря на высказанное им лично Шахом такое приказание, они не исполнили его и были обратно возвращены в свои дома. Тем не менее, мне удалось, поступивших в июле прошлого года (1879) в казаки мухаджиров, обставить такими условиями подчиненности, что в течение 14 месяцев они удивляли всех своей дисциплиной и отличным отбыванием службы, заслужившей удивление Его Величества Шаха.