Становление Гитлера. Сотворение нациста - [95]
Растущий интерес Гитлера к Востоку тогда какое-то время развивался. Например, в соответствии с докладом полиции, в своей речи 17 апреля 1920 года в Хофбройхаус он «сообщал о России, которая была разрушена экономически, о 12-часовом рабочем дне там, о еврейском кнуте, о массовых убийствах интеллигенции и т. д., за что был вознаграждён сильными аплодисментами». К середине 1920-х Гитлер начнёт рассматривать Россию как естественного союзника Германии против власти англо-американского мира. Будучи глубоко анти-западным, но ещё не анти-восточным, он говорил своим слушателям 21 июля 1920 года: «Наше спасение никогда не придёт с Запада. Нам следует добиваться альянса [немецкий термин Allianz обозначает в действительности нечто даже более сильное, чем английское слово alliance] с националистической, антисемитской Россией. Не с Советами […] это там, где правят евреи […]. Московский Интернационал не поддержит нас. Скорее, он поработит нас навечно». Неделей позже он поднял тему возможности альянса с Россией, «если иудаизм будет свергнут [там]».
Речи Гитлера теперь выказывали растущий интерес не только к Востоку, но также к антибольшевистскому антисемитизму. Однако в отличие от, например, принца Георга Баварского и мюнхенского архиепископа Михаэля фон Фаульхабера, он не побуждался в первую очередь страхом большевистского вторжения. Его растущий интерес к России был совершенно иной природы. Он подпитывался геополитическими соображениями, относящимися к начальной политизации и радикализации Гитлера, равно как и его целью создания Германии, которая станет достаточно сильна внутренне и внешне, чтобы устойчиво выживать в быстро меняющемся мире. Смещение его интересов было не от озабоченности антикапиталистическим антисемитизмом в сторону антисемитизма антибольшевистского. Скорее, это было от смещения фокуса с национальной экономики, как ключевого вопроса реформирования Германии, на геополитические соображения.
В соответствии с его размышлениями, должно быть «слияние» (Anschluss) с Россией, потому что Гитлер в то время думал, что Германия не выживет сама по себе. Он делал вывод: чтобы быть достаточно сильными и иметь одинаково устойчивое положение с Британией и Америкой — т. е. с «абсолютными» врагами Германии — Германия и Россия должны стать союзниками и партнёрами. Основная озабоченность Гитлера была связана с англо-американской властью, не с большевистской. Однако на данный момент решение Гитлера по созданию Германии, которая будет столь же сильна, как и наиболее сильные империи мира, не было связано с захватом новых территорий. Его целью было не приобрести Lebensraum, «жизненное пространство», а объединить силы с Россией.
Подтекстом заявления Гитлера в его речи 21 июля 1920 года было то, что с помощью постоянного и длительного союза с Россией Германия получит безопасные восточные границы; она будет иметь доступ к пищевым и природным ресурсам от Рейна до Тихого океана; и что совместная военная, политическая и экономическая мощь в объединённых России и Германии была бы такой, что она станет на равных с Британской империей и Соединенными Штатами.
Предположительные большевики-евреи России заботили его не потому, что он опасался неминуемого большевистского вторжения, но потому, что по его мнению они стояли на пути германо-российского альянса. И даже хотя его антисемитизм был антибольшевистским в том смысле, что он уравнивал иудаизм с большевизмом, иерархия внутри антисемитизма Гитлера оставалась нетронутой: его антибольшевизм имел вторичное значение по отношению к антикапитализму. Фокус его антисемитизма теперь лежал на представлении большевизма как заговора еврейских финансистов, чем на предупреждении в стиле Готтфрида Федера о процентном рабстве. Как прояснил Гитлер в своей речи 19 ноября 1920 года, он верил, что большевики-евреи были ничем иным, как слугами международного капитала. Для Гитлера антибольшевистский антисемитизм продолжал быть функцией его антикапиталистического антисемитизма, даже хотя он теперь упоминал большевизм более часто, чем делал это в прошлом. В отличие от прошлого, он теперь концентрировался больше на том, как еврейские банкиры использовали большевизм в качестве инструмента для управления и нейтрализации рабочего класса, чем на том, как они эксплуатировали людей через начисление процентов.
Обращение взора Гитлера на Восток и восприятие антибольшевистского антисемитизма более серьёзно произошли в то время, когда Альфред Розенберг и Дитрих Экарт стали иметь важное значение в его жизни. Розенберг, приятель-однокашник Шойбнер-Рихтера по братству «Рубениа», станет одним из ведущих идеологов партии. Гитлер скажет о нём в 1922 году: «Он единственный человек, к которому я всегда прислушиваюсь. Он мыслитель».
