Становление Гитлера. Сотворение нациста - [115]
Политический кризис в Германии принял резкий поворот к худшему с тех пор, как Экарт написал в гостевой книге Щварценбахов в декабре 1922 года, что пришёл «решающий год». В январе французские и бельгийские войска оккупировали Рурскую область, промышленное сердце Германии, из опасений, что Германия прекратит выплачивать репарации. Этот ход, безусловно, привёл к обратному результату, поскольку иностранная оккупация области укрепила решимость немцев противостоять французам и бельгийцам. То, что последовало, были условия, подобные гражданской войне, длившиеся несколько месяцев. Немецкое правительство тем временем печатало всё больше и больше денег для оплаты репараций и пытаясь наладить экономику страны, тем самым неумышленно производя гиперинфляцию. К лету экономика Германии и её денежная система были в свободном падении.
Вынашивая планы, как наилучшим образом извлечь выгоду как личную, так и для своей партии из ухудшающегося политического кризиса, Гитлер всё меньше и меньше обращался к другим людям за советом в оперативных и тактических делах, всё более полагаясь на свой внутренний инстинкт, а также на своё изучение истории. Продолжая избегать политического стиля, основанного на искусстве компромисса и заключения сделок, он был совершено счастлив совершать лицемерные тактические компромиссы. Другими словами, он охотно делал и говорил что угодно для достижения своих политических целей. Компромисс для него никогда не был подлинным, но всегда только средством. Благодаря своему манихейскому мировоззрению, своей экстремистской личности и природе своих конечных политических целей, Гитлер, в отличие от других политиков, никогда не был удовлетворён компромиссами. Его конечной целью была полная трансформация Германии. Поскольку он полагал эту трансформацию вопросом жизни или смерти, то любой компромисс для него мог быть только тактической и временной природы.
Тактически у Гитлера был поразительный талант представления себя таким образом, который заставлял людей, придерживавшихся противоположных политических взглядов, верить, что он поддерживал их. Например, монархисты думали, что глубоко в своём сердце он был монархистом, в то время как республиканцы полагали, что в действительности он был убеждённым республиканцем. Тот факт, что сохранившиеся книги из личной библиотеки Гитлера включают книгу с множеством пометок о социалистической монархии как государстве будущего, даёт основания полагать, что он искренне пытался понять, какую роль в будущем должны иметь монархии, если они вообще иметь какую-либо роль. Однако публично он не оглашал своё мнение по этому вопросу, но, как вспоминал Германн Эссер, оставался неопределённым касательно своих предпочтений. Таким образом, он позволял монархистам верить, что он поможет им вернуть монархию, в то время как другие думали, что он поможет им основать социалистическое и националистическое государство. Например, в речи 27 апреля 1920 года Гитлер заявлял: «Выбор теперь не стоит между монархией и республикой, но нам следует двигаться к той форме государства, которая в любой данной ситуации является наилучшей для народа».
Странная смесь резких и неопределённых заявлений Гитлера и в начале 1920-х, и впоследствии, всегда будет оставлять открытым вопрос — что было истинным в отличие от тактических заявлений с его стороны. Это позволит людям переносить их собственные идеи на него. Гитлер ухитрился сделать себя холстом, на котором каждый мог нарисовать свой собственный образ него. Как результат, люди несовместимых идей и убеждений станут поддерживать его, даже хотя их образы него сильно различались. Это в свою очередь позволит ему подняться в последующие годы. По пришествии к власти это обеспечит дымовую завесу, за которой он сможет преследовать цели, что часто были отличными по характеру от тех, которые, как думали люди, они поддерживали, идя за ним. Вкратце, он смог представить себя таким образом, который гарантировал, что у каждого есть свой собственный Гитлер, тем самым уполномочивая его преследовать свои собственные политические цели, которые, например, позволяли и монархистам, и их противникам рассматривать Гитлера как одного из их рядов.
Для Гитлера в 1923 году имело чрезвычайное значение не антагонизировать монархистов. NSDAP была крайне мала сама по себе, чтобы быть чем-то иным, кроме как организационной оболочкой или структурой протестного движения. Более того, партия должна была полагаться на добрую волю баварских монархистов и других в политическом истэблишменте, чтобы не быть запрещёнными, как это уже недавно было в Пруссии и в Гессене. Если его партия желала использовать быстро ухудшающуюся политическую ситуацию в Германии и возглавить национальную революцию, то Гитлер должен был попытаться на некоторое время посадить NSDAP на спину более сильного политического движения. Соответственно, ему потребуется сталкивать вождей этого движения друг с другом, и делая это, сокрушить и устранить их тем же самым способом, каким он смог удалить Харрера и Дрекслера от руководства своей собственной партией. Очевидным выбором для Гитлера было идти к власти на спинах баварских и прусских консерваторов.
