Станкевич - [84]

Станкевич многое хотел изменить. Он видел несовершенство существовавших социальных отношений и верил в возможность их изменения. Правда, свои надежды он возлагал не на революционную перестройку этих отношений, о чем уже шла речь, а на нравственное усовершенствование каждого человека.

Высшую обязанность человека он видел в посильном содействии этому совершенствованию. «Если у меня теперь есть какая-нибудь idea fixe, — писал он в одном из писем, — то это о воспитании в духе нравственности и религии, о возможности поддержать ее и об ускорении всеми силами человечества на пути его к царству Божию, к чести, к вере».

Человек, считал он, должен или делать добро, или приготовлять себя к деланию добра. Делать добро — значит всеми силами способствовать восстановлению в человечестве того идеального образа, который ныне затемнен; и это священнейший долг человека. Но исполнять этот долг может лишь тот, кто сам чист, а средства исполнения указует наука; поэтому ближайшая обязанность человека — совершенствовать самого себя в нравственном, а затем в умственном отношении. Очистить свою душу и образовать свой ум, потом заключить с единомышленниками союз дружбы и чести и общими силами трудиться на пользу Отечеству, указывая ближним истинный путь, давая им понятия о чести, о религии, о науках.

В одном из посланий Станкевич написал Неверову: «…Постепенное воспитание человечества есть одно из сладчайших моих верований. И как отрадно видеть его в согласии с бытием природы, с сущностью человеческого знания, человеческой воли!»

Надо заметить, здесь Станкевич отнюдь не выступает неким космополитом-утопистом, заботящимся о воспитании всего человечества. Это воспитание он связывает с усвоением человеком своего родового, общечеловеческого начала. «Если бы каждый из нас, — говорит Станкевич, — вместо человека стал бы человечеством — не о чем было бы печалиться. Но возможность этого существует для нас в некоторой степени».

Общество Станкевич рассматривал как «органическое тело», которое должно развиваться, не разрушаясь, в силу внутренней необходимости. При этом развитие, совершенствование его Станкевич обусловливал, сообразуясь со своими философско-этическими построениями, прежде всего развитием людей, преодолением у них разрушительного эгоизма, воспитанием добра, распространением просвещения.

Находясь за границей, Станкевич отмечал контраст между русской действительностью и европейской жизнью. Это различие он показывает на примере родного городка Острогожска и немецкого Буртшейда. «Я часто фантазирую про наши острогожские пригородные нивы около Харьковской улицы, — пишет он родным в августе 1838 года из Германии. — Разница та, что здесь каждый клочек обработан, обсажен деревьями и, кажется, сам собою любуется; но место очень сходно… Богатое произрастание, и на каждом шагу следы труда, следы людей, правильные группы тополей и лип, домики, из них выглядывающие, делают самое приятное впечатление».

Конечно, западные картины смотрелись веселее и радостнее своих. Не бросались в глаза убогость, покосившиеся избы, мужики-горемыки… И жизнь была здесь как-то правильнее российской. «Я уважаю человеческую свободу, — говорит наш герой, — но знаю, в чем она состоит, и знаю, что первое условие для свободы есть законная власть. В Германии — при общем стремлении к свободе мысли — законная власть уважается больше, нежели где-нибудь, это следствие ее основательного образования». Но Станкевич терпеливо смотрит на недостатки Отечества и любовь к нему у него «тверда и непоколебима», а недостатки «должны изгладиться временем и образованием».

К слову сказать, в отличие от некоторых современных западников, часто страдающих неизлечимой формой русофобии, то есть искренне презирающих и ненавидящих Россию и мечтающих о постоянном месте жительства на Западе, Станкевич, хотя и считался западником, горячо любил свою страну и хотел для нее только блага. Важно, подчеркивал он в одном из писем, пробудить в народе «человеческую сторону», позаботиться о том, чтобы он «сам стал думать, сам искать средства к своему благосостоянию».

Как и большинство передовых людей того времени, Станкевича волновал вопрос освобождения крестьян от крепостной зависимости. Тема эта считалась запретной, поскольку крепостное право являлось одной из важнейших основ общественного порядка. При таком положении дел прогрессивный слой общества мог восставать против гнета крестьян лишь в художественных произведениях. Именно их авторы изображали темные стороны крестьянского быта. Но и тут цензура смотрела, что называется, в оба.

Однако оставались письма, по сути, средства связи для приема и передачи заветных мыслей между доверенными лицами. Именно в переписке Станкевича мы находим то, что, по словам Герцена, «грамотный может прочесть, что тогда хоронилось безгласно… Николай (царь Николай I. — Н. К.) перевязал артерию — кровь переливалась проселочными тропинками. Вот эти-то волосяные сосуды и оставили свой след в сочинениях Белинского, в переписке Станкевича».

Освобождение крестьян придет рано или поздно благодаря действиям правительства, полагал Станкевич, «но и тогда народ не может принять участия в управлении общественными делами, потому что для этого требуется известная степень умственного развития…». С другой стороны, умственное развитие самих крестьян должно быть важнейшей предпосылкой для их освобождения. В любом случае, «кто любит Россию, тот, прежде всего, должен желать распространения в ней образования».