Станция Мортуис - [46]

   Итак, ментальные горбачевцы, низложив Маркса и Ленина, но не смея предложить на их место собственного лидера, выдвинули на эту роль известного академика-миссионера, отца советской атомной бомбы - по их замыслу, его канонизация в качестве морального авторитета помогла бы отвлечь народные массы от реальных жизненных проблем. А ведь у М.С. когда-то был выбор, в самом начале его деятельности ему доверяли, верили в то, что его реформы направлены на освобождение общественного строя от деформаций при непременном сохранении социалистического характера громадного государства. Тогда ему удалось обмануть и увлечь за собой даже таких вроде бы не очень наивных персон, как я. Однако вскоре выяснилось, что все его реформы - блеф, и пока ОССС цацкается с миссионерами, общество претерпевает труднообратимые изменения. Причем даже за невиданно широкое распространение таких явлений, как гомосексуализм и педофилия, равно как и за очевидный приплод маньяков-каннибалов на территории страны, адепты новоявленной демократии возлагали ответственность исключительно на давно почивших в бозе коммунистических вождей. Озвученное "демшизой" извращенно-ублюдочное сознание юродивых - вот что выдавалось дирижерами миссионерской кампании за солидарность всех потерпевших от советской власти. Прошло совсем немного времени (хотя М.С.- С.М. пока еще формально считался высшим руководителем страны) и защита государственных интересов окончательно была объявлена нарушением суверенных прав советских граждан, лозунг дружбы народов исподволь сменился на полную его противоположность, а любая сходившая с уст миссионеров брехня стала почитаться за мудрость откровения. Несогласные подвергались моральному террору и беспощадно высмеивались; их величали совками и ретроградами, а также доносчиками и тайными агентами органов безопасности (хотя их критики, нередко бывало, и сами ранее прислуживали этим самым органам в качестве мелких платных агентов). Привычые ценности подменялись суррогатами, ибо сознание обычного советского человека, вне зависимости от его этнической принадлежности, подлежало раздвоению сознания, и первой истинной жертвой "перестройки" должна была пасть мораль - в этом и состояла суть т.н. Демократической Ловушки, ничего общего, естественно, с подлинной демократией не имевшей.

   Ментальные горбачевцы, для которых страна была лишь резервуаром природного сырья, при помощи обманутых ими, как сейчас представляется, миссионеров, поставили перед собой преступную геополитическую цель: выставить Советский Союз на распродажу, причем не оптом, а, так сказать, в розницу, по частям. Для этого, играя на святых для большинства честных людей понятиях, - таких, например, как любовь к родине, - ими планировалось создание на месте исчезавшей евразийской державы как минимум пятнадцати - по числу республик (а то и больше - по числу автономии), - националистических монстров, призванных за недорогую плату вывести свои оболваненные народы на мировой аукцион дешевой рабочей силы. Причем по законам торжища их дремучий, искусственно культивируемый национализм заканчивался бы на границах бывшего (так они планировали) СССР и не подлежал искоренению даже с его распадом, а за кордоном всем бывшим "совкам" была уготовлена единая участь - участь рабов индустриального и богатого внешнего мира. Впрочем, номенклатура горбачевского призыва свои заслуженные тридцать сребренников намеревалась истребовать и получить в любом случае. И, подумать только, как близко они подошли к осуществлению своего коварного плана. И кабы не рыцари - иного слова и не подберу - из ОССС, правящая КПСС пала бы окончательно и держава рухнула бы вместе с ней.

   Народ наш в целом простодушен и вовсе не удивительно, что с ним, найдя опору внутри страны, решили поиграть извне. В большей мере удивляла, даже поражала, скорость разложения государственных структур. Борьба за чистую власть и за очень большие деньги велась от имени все быстрее нищавшего населения, которое оставалась разменной монетой в этой грязной игре. Именно этому населению предстояло, по замыслу внутренних противников социализма, попасть в Демловушку и уже в ней сполна расплатиться за всю свою первозданную наивность. Была намечена и высшая международная цель. Сделать мировую политику заложницей внешне разобщенных, на самом же деле сплетенных в единый невидимый кулак специальных служб и воплотить в жизнь оруэлловский сценарий развития человечества - вывернув его наизнанку, раз и навсегда.

   Тем временем, опасность проистекавшая от заключительной фазы "перестройки" становилась все более грандиозной. Все переворачивалось с ног на голову. И жертвой номер один, как я уже упоминал, пала мораль. Впрочем, простые люди, пусть не всегда осознанно, сопротивлялись давлению как могли.

   Один мой друг, весьма интеллигентный и нестарый еще человек, физик по профессии и доктор наук по научному званию, часто посещавший многотысячные антисоветские митинги в центре Тбилиси и позволивший, наряду со многими другими, вовлечь себя в Демловушку еще при Горбачеве, позже рассказывал мне об одном памятном эпизоде своей жизни. Привыкший в проклятое советское время к минимальному комфорту и длительному оплачиваемому отпуску, и ни в коем случае не допускавший к себе саму мысль о том, что физический голод может коснуться и его семьи тоже, он неожиданно обнаружил что остался ни с чем. Пустой карман, полупустой желудок, трехмесячный младенец дома и вечные причитания обманутой в лучших ожиданиях жены - вот самая общая картина его растительного существования в разгар провинциального вооруженного конфликта времен активной фазы "перестройки". Популярные тогда националистические идеи, однако, не захватили его в должной мере, а участвовать в бойне с автоматом в руках ради непонятных и далеких ему целей, представлялось совершенно невозможным по множеству самых различных причин. Поэтому приходилось выкручиваться как-то иначе. Подступали холода, рассчитывать - как очень быстро выяснилось - было не на кого, так как все близкие ему люди оказались под прессом сходных проблем, и он дальновидно решил создать на зиму хоть какой-то запас картошки.. Хлеб уже тогда подлежал нормированию и выдавался городским жителям по талонам, но при определенном везении и проявив некоторое упорство и ловкость, из громадных ночных очередей у хлебозаводов - отстояв в них по нескольку раз - все же можно было извлечь некоторое количество вкусно пахнущих буханок. В сельских районах республики тогда образовался громадный дефицит хлеба, и многие жившие впроголодь городские жители - вне зависимости от их прежнего социального положения - старались вывозить из города свои скромные хлебные излишки и менять их на традиционные деревенские продукты. Развитие этого нехитрого бизнеса немедленно поставило под удар снабжение городского населения хлебом и вызвало ответную реакцию властей. Мой друг довольно долго одолевал терзавшие его сомнения, и за это время власти успели издать особые правительственные постановления, запрещавшие вывоз хлеба из города, но положение складывалось безвыходное и молодой доктор наук решил рискнуть - в атмосфере всеобщего бардака его попытка имела бы неплохие шансы на успех. Поначалу ему действительно сопутствовала удача. Не раз и не два той осенью, ранними-ранними утрами, еще до рассвета, перекинув за плечи переполненный буханками рюкзак, он осторожно продирался сквозь вооруженные патрули сновавшие на подступах к перрону, и законопослушное сердце его при виде их всегда вздрагивало и замирало, успокаиваясь лишь тогда, когда удавалось наконец втиснуться в переполненный вагон раскуроченной электрички. Вожделенные картофельные поля были, в основном, сосредоточены южнее Тбилиси, ближе к границе, в населенных азербайджанцами районах. Поезд ехал очень медленно, одолевая часа за четыре расстояние, на преодоление которого ранее требовалось от силы два. Вся медь - кроме защищенного высоким напряжением контактного провода - на всем протяжении пути была вырвана контрабандистами с корнем и продана за границу в качестве лома цветных металлов, и семафоры, естественно, не работали. Тем не менее, железная дорога, оставаясь относительно дешевым и доступным видом транспорта, функционировала с большой нагрузкой, но соблюдение всех правил безопасности не представлялось в таких условиях возможным, и потому машинисты водили составы очень осторожно, на свой страх и риск.