Стальные останки - [23]

– Нет. Они говорят, что… – Опять неуверенная пауза. Голос Милакара сделался очень тихим. – Он красив, Гил. Вот, что они говорят. Что он неописуемо прекрасен.

Лишь на миг по спине Рингила пробежал холодок. Он стряхнул это чувство, расправив плечи. Щелчком выбросил в ночной сад окурок и проследил взглядом за красным огоньком.

– Что ж, красоту я тоже видел,  – проговорил он мрачно.  – И она ни разу не помешала мне убивать тех, кто вставал на моем пути.

Глава 6

К тому времени, когда они вернулись на стоянку, небо над степью затянули мглистые тучи.

Известие о нападении долгобегов достигло шатров быстрее, чем выжившие; среди выехавших в ночное пастухов, что ехали им навстречу, оказался двоюродный брат Руни, который помчался назад, чтобы сообщить о случившемся остальной родне. Эгар шел пешком, ведя своего коня с трупом Руни, переброшенным через седло, а Кларн ехал на почтительном расстоянии, бдительный точно ворон. Когда они достигли лагеря скаранаков, повсюду горели факелы, и собрался почти весь клан во главе с семьей Руни. Даже Полтар пришел, этот сухопарый шаман с бритым черепом; его прихвостни стояли поодаль от сборища, держа в руках принадлежности для священной церемонии. Ожидающие вели приглушенные разговоры, но все затихли, увидев своего окровавленного вождя, который завел коня в круг света от факелов.

Степные упыри отчаянно сражались за жизнь. Их отметины покрывали Драконью Погибель с головы до ног.

Эгар опустил голову, чтобы не смотреть в глаза Нарме и Джуралу. Ни мать, ни отец Руни не желали, чтобы их сын поехал со стадом так рано, но на совете Эгар не стал возражать, поскольку Руни уже вошел в возраст. Он был подающим надежды, увлеченным парнишкой, и с животными ладил с той поры, как научился ходить.

«И, конечно, что угодно было предпочтительнее, чем если бы он слонялся по окрестностям с другими сыновьями скаранакских скотоводов, у которых буйволов в избытке, хлестал рисовое вино и вопил бесхитростные грубости в адрес каждой бабы. Ведь так, вождь? Пусть лучше молодой Руни возьмет себя в руки и покажет, на что способен».

Эгар снял со спины коня кое-как привязанный, уже остывающий труп с жуткой раной на животе. Драконья Погибель взял свою ношу в обе руки и поморщился, когда тяжесть привалилась к порезам на груди и плечах. На непослушных ногах он медленно понес Руни к его родителям.

Нарма разрыдалась и так рухнула на открытое лицо сына, что Эгар едва удержал его тело в руках. Он попытался не шататься. Джурал отвернулся, пряча слезы во тьме, чтобы не опозориться перед кланом.

В такие моменты Драконья Погибель от души жалел, что вернулся с юга и согласился принять накидку вождя, чтоб ей пусто было.

– Он умер как воин. – Эгар ровным голосом произнес ритуальную фразу, внутренне сыпля ругательствами от того, насколько по-дурацки это звучало. «Шестнадцать лет мальчишке, твою ж мать». Если бы у него было время стать воином, может, он и пережил бы это нападение. – Имя его будет именем защитника клана в наших сердцах, отныне и вовек. – Помедлив, он пробормотал еле слышно: – Прости, Нарма.

Ее стенания сделались чуть громче. В этот миг шаман Полтар счел необходимым вступить, действуя в строгом соответствии с ролью.

– Успокойся, женщина. Разве Небожители удостоят милости воина, о котором столько бабского шума? Прямо сейчас он смотрит на тебя с Небесной Дороги к предкам, и ему стыдно перед ними за этот гвалт. Ступай прочь и зажги для него свечи, как полагается матери.

Что случилось потом, никто толком не понял, а Эгар и подавно. Нарма, похоже, не собиралась отпускать труп Руни. Полтар шагнул и попытался переубедить ее грубой силой. Произошла короткая потасовка, плач усилился, и раздался сухой треск пощечины. Труп Руни выпал из рук Эгара и с глухим стуком ударился головой о землю. Нарма начала кричать на шамана, и тот ударил ее, не сдерживаясь. Она упала на тело сына, будто хворост из плохо затянутой вязанки. Эгар, снедаемый угрызениями совести и гневом, не нашедшим применения, развернулся и врезал шаману, собрав до последней крупицы всю силу, что оставалась в правой руке. От соприкосновения с кулаком Драконьей Погибели Полтар пролетел добрых пять футов спиной вперед и грохнулся на землю.

У очевидцев, которые не сразу осознали, что случилось, перехватило дыхание.

Один из приспешников шагнул к Эгару, но опомнился, когда увидел выражение окровавленного лица Драконьей Погибели. Три других поспешили на помощь Полтару, усадили его. Толпа беспокойно забормотала, словно у каждого на языке змеилось слово, которое он не смел произнести. Шаман сплюнул кровью и сказал его, один за всех:

– Святотатство!

– Ох, я тебя умоляю… – протянул Эгар с беспечностью, которой не чувствовал. Потому что Полтар, мать его, становился проблемой.

Если в степях и существовала сила, которую маджаки признавали равной собственной общей крутости, это была переменчивая, полная треска и блеска молний мощь Небожителей. Обитатели небес отличались от бога южан с его дотошным, опирающимся на архивы империализмом. Они были завистливыми, капризными и непредсказуемо яростными, и у них не было времени на такие чиновничьи, продуманные меры – они сообразно прихотям насылали бури или чуму, чтобы напомнить маджакам об их месте в мироустройстве, натравливали людей друг на друга ради забавы, а потом играли в кости, чтобы решить, кому жить, а кому – умереть. Короче говоря, вели себя очень похоже на праздных и могущественных смертных, а шаман являлся их единственным уполномоченным посланником под сенью небес. Оскорбить шамана значило оскорбить Небожителей. Считалось, что оскорбитель рано или поздно должен с лихвой расплатиться.