Стальной век: Социальная история советского общества - [86]

. Подобные настроения фиксировались органами государственной безопасности по всей стране. К тому же, среди части населения еще со времен революции были распространены интернационалистские настроения, национальной ненависти к немцам люди не испытывали. Как признавал впоследствии писатель И.Эренбург, который в годы войны был одним из ведущих антинемецких пропагандистов (ему приписывается лозунг «Убей немца!»), в 1941 г. он «не раз слышал от красноармейцев, что солдат противника пригнали к нам капиталисты и помещики, что, кроме Германии Гитлера, существует другая Германия, что если рассказать немецким рабочим и крестьянам правду, то они побросают оружие <…> Наша армия в первые месяцы не знала подлинной ненависти к немецкой армии»³⁴⁰.

Антивоенные настроения среди населения подкреплялись катастрофическими военными неудачами советской армии. В ноябре 1941 г. германские войска стояли под Москвой. Ленинград был блокирован германскими и финскими частями, зимой начался чудовищный голод, продолжавшийся и в 1942 г. (он унес жизни, по разным подсчетам, от 640 до 750 тысяч ленинградцев). Нехватку продовольствия, несмотря на карточную систему, ощущали и жители других районов страны. Особое возмущение людей вызывало то, что партийное и государственное начальство не испытывало существенных трудностей с питанием и снабжением, даже в блокадном Ленинграде, а иногда получало и деликатесы (шоколад, икру) ³⁴¹. В Москве в 1942 г., как явствует из дневниковых записей британского журналиста А.Верта, в ресторане «Националь», подавали икру, балык, осетрину, куриные котлеты, мороженое и кофе с коньяком и ликером⁴⁰⁶.

Сведения о сопротивлении советских трудящихся против империалистической войны весьма отрывочны. Следует учитывать, что большинство из них исходят от органов безопасности и внутренних дел режима, и в них нередко смешиваются явления совершенно разного порядка: антивоенные настроения — с прогерманскими или черносотенными, с уголовным бандитизмом и т. д. Между тем, нежелание людей воевать за Сталина и правящую бюрократию отнюдь не обязательно означало стремление сдаться нацистам или восстановить дореволюционные порядки, как это утверждала власть.

Наиболее распространенной формой сопротивления было уклонение от призыва в армию и дезертирство. По данным, на которые ссылаются исследователи М.В.Зефиров и Д.М.Дегтев, всего за время войны насчитывалось от 1,7 до 2,5 млн. дезертиров и уклонистов. Против них устраивались широкомасштабные рейды. По статье «за дезертирство» осудили 376 тысяч человек. Были расстреляны примерно 8-10 % дезертиров и 0,5 % осужденных «уклонистов». 212 тысяч объявленных в розыск дезертиров не были найдены. В число отказавшихся идти в армию или бежавших из нее включены также перебежавшие к противнику, и просто уголовники, которые формировали банды и грабили население³⁴², но можно с полным основанием исходить из того, что большинство просто не желало воевать.

Несмотря на ожесточенную идеологическую обработку в армиях обеих сторон, отмечались случаи братания между советскими и германскими солдатами. В частности, такая информация за 1941–1942 гг. подтверждается документами в отношении солдат 55-й армии Ленинградского фронта³⁴³, а также свидетельствами очевидцев. Вероятно, и здесь ситуация могла быть различной. Иногда речь шла об антивоенных настроениях, а иногда — об агитации военнослужащих противника за сдачу в плен³⁴⁴. Очевидец рассказывал о случае «братания» советских и германских солдат в начале 1942 г. под Харьковом: «Немцы кричат: «Русские, не стреляйте, идемте вниз, поговорим, покурим». Смотрим, идут к нам, остановились посередине, без оружия. Мы тоже вышли, подходим, они предложили поменяться: они нам сигареты, мы им наш табак. Постояли, поговорили, как могли и разошлись. Вернулись в окопы, летит наш комиссар: «Вы что, с ума посходили? Не сметь ходить к немцам!». На следующий день, когда немцы опять предложили встретиться, мы отказались, и они не вышли»³⁴⁵.

Werth A. The year of Stalingrad. New York, 1947. P.107.

К актам неповиновения, хотя и не носившим «осознанного» характера, относятся и случаи мести жестоким командирам и начальникам. Тот же очевидец рассказывал, как некий лейтенант застрелил двоих солдат, которые не могли идти так быстро, как он им приказал, и повалились на снег от усталости. «В первом же бою его в спину застрелили»³⁴⁶.

Мощная антивоенная агитация шла в блокадном Ленинграде. Рабочие на заводах в конце 1941 г. говорили о том, что власти «питаются хорошо» и ничего не делают для облегчения голода населения и что необходимо требовать увеличения нормы питания, бастовать, а если власти не прислушаются — восстать и «повернуть оружие в обратную сторону». В адрес лидеров партии и правительства посылались анонимные письма, в которых говорилось: «Мы, рабочие, просим прибавки хлеба, нам надоело работать голодными по 12 часов и без выходных дней. Если не прибавите, то идем бастовать. Нам нужен хлеб, нужна воля, долой войну! «Эту записку пишут сотни рабочих, чтобы дали хлеба, а иначе сделаем забастовку, поднимется все, тогда узнаете, как рабочих морить голодом»