Стальной царь - [12]

Все кости у меня болели, тело горело, но я не страдал больше ни от жажды, ни от голода. Меня укрывали грубые больничные одеяла. На белой стене висело распятие, вырезанное из слоновой кости; перед приоткрытым окном стояло несколько экзотических цветков. У меня страшно зудело все тело, и так и тянуло почесаться, но при этом мгновенно выяснилось, что обе руки у меня забинтованы. Я пошевелился, отчего заболели все кости. Я попытался сесть и тут же бессильно рухнул обратно в постель. И все еще с трудом давалась мне вера в то, что я спасен.

Мгновение спустя дверь отворилась, и вошла удивительно красивая пакистанская девушка в светлом одеянии монахини. Она кивнула, серьезно улыбнулась мне и отошла в сторону, пропуская очень высокого, очень худого сингалезца в элегантном белом костюме. Он постоянно теребил пальцами стетоскоп, свисающий с шеи, точно наигрывая на медицинском приборе какую-то мелодию. Его красивое удлиненное лицо, хранившее насмешливо-циничное выражение, обратилось ко мне. Затем он бросил мимолетный взгляд на часы.

– Неплохо. Почти минута в минуту.

Первая моя попытка заговорить была не слишком удачной. Вторая оказалась лучше.

– Кто? – спросил я. – Вы или я?

– Мы оба.

Он извлек из кармана серебряный портсигар, открыл и предложил мне сигарету. Я показал ему свои перевязанные руки. Он, извиняясь, улыбнулся:

– Медсестра освободит вам их, если хотите.

– Сейчас – нет. Спасибо.

Он зажег сигарету.

– Итак, я имею счастье доложить вам, что вы были на высоте. Мы доставили вас в это помещение, поскольку остальные пациенты не могли спать из-за ваших воплей. Вы ведь воздухоплаватель, не так ли?

– Был, – ответил я. – Мы разбились.

Я назвал ему свое имя и рассказал о том, что мне довелось перенести. Потом осведомился о том, где нахожусь.

– Я доктор Хира. Мы с вами в госпитале Сент-Чарльз, на Роув Айленде, – он иронически усмехнулся. – Вы, как я погляжу, еще не слыхали о Роув Айленде. Лишь немногие знают о нем. Вероятно, поэтому война еще не затронула нас. Здесь не проходят ни морские, ни воздушные пути. Меня вовсе не удивит, если в один прекрасный момент выяснится, что мы остались последним очагом цивилизации на всем земном шарике, – он глубоко затянулся и поглядел в окно на порт.

Медсестра принесла еще несколько подушек и помогла мне сесть.

– Если все это вообще можно назвать цивилизацией, – добавил Хира. – Вы голодны?

– И еще как!

– Отлично, – Хира потрепал скромницу монахиню по плечу. – Принесите немного супа, моя дорогая.

Когда сестра вышла и дверь за ней закрылась, я взмахнул своими забинтованными руками:

– Поначалу я подумал, что это проклятое место – всего лишь плод моего больного воображения.

Хира передернул плечами:

– Вполне вероятно, так оно и есть. Хотя это довольно убогая галлюцинация. Вы были в Сингапуре?

– Трудно поверить, что все это действительно произошло, – сказал я.

– И все же это так. Мы слышали об этом.

– Следовательно, у вас есть связь с внешним миром?

– У нас остался радиоприемник, который все еще работает. Аппарат с ручным приводом.

– А эти лодчонки – единственная возможность покинуть остров? Кораблей нет?

– Больше нет, мистер Бастэйбл. Люди с горной выработки утопили наш единственный пароход, полагая, что таким образом помешают врагам использовать остров в качестве опорной базы для своего флота, – Хира указал в окно на порт, где еще торчала ржавая труба корабля.

– Стало быть, я засел тут крепко. Вы сказали, рация на ручном приводе. У вас тут что, нет источников энергии?

– Горючее кончилось. Для освещения пользуемся теперь масляными лампами.

– Когда у меня будет возможность передать сообщение в Дарвин?

– Это зависит от состояния рации, а также от состояния Шоукросса, нашего радиста. Я попрошу кого-нибудь завтра сходить в аэропарк и посмотреть, достаточно ли трезв Шоукросс, чтобы обслуживать прибор. Большего я сделать не смогу. А вы что, опять рветесь в бой?

Я посмотрел на него недоверчиво, пытаясь заметить на его лице иронию. Но сингалезец был непроницаем.

– У меня поручение, – сказал я. – Им понадобится опытный летчик.

– Разумеется, мистер Бастэйбл. А теперь мне нужно продолжать обход. До свидания.

Хира отсалютовал мне стетоскопом и покинул комнату.

Я опустился на постель и вздохнул. Старая рация и вечно пьяный радист. В отношении моих шансов скоро оставить Роув Айленд я был настроен весьма пессимистично.

* * *

Прошла неделя, и день ото дня я становился сильнее. Я заработал себе великолепное истощение и дивные солнечные ожоги. Но с каждым днем нетерпение мое росло, и я одолевал доктора Хиру вопросами о рации и состоянии радиста. До госпиталя доходили дурные вести. Вскоре после моего прибытия Шоукросс убрел куда-то в горы. Он взял с собой китайскую девочку и ящик джина, после чего стал недосягаем для местной общественности.

Минуло десять дней после того, как я очнулся, и вот я уже стою в довольно нелепом больничном халате, который был мне отчаянно короток, у окна и разговариваю с доктором Хирой. Сингалезец пришел сообщить мне, что о Шоукроссе до сих пор нет никаких известий.

В порту царили шум и суматоха. С рассвета тощие малайцы сновали по причалу и рассовывали свои пожитки в одну из рыбацких лодок. Мое прибытие на Роув Айленд явно запустило какой-то механизм. До людей, похоже, дошло, что компания, занимавшаяся горными разработками, не вернется еще очень долгое время, и рабочие решили перебраться на Яву – хотя знали о том, что там творят японцы. Мне было жаль малайцев. Их лодка, вероятнее всего, утонет, не успев проплыть и нескольких миль.