Стальное поколение, ч. 2 - [21]

Не очень.

Тимур и Славик — уехали и пропали. Их ждали вечером — но они так и не вернулись. Вместе с ними — ушли пистолет и обрез. И машина. Но остался еще один пистолет, и самое главное — остался автомат и гранаты. И взрывное устройство, которое они сделали из нескольких утятниц и самодельной взрывчатки — почти точно по рецепту Степана Затикяна. Это взрывное устройство — они собирались оставить сегодня на перроне к приходу московского поезда. Если не взорвется -они не были в этом уверены, потому что не испытывали — они собирались ворваться в помещение автовокзала, бросить гранаты и открыть автоматный огонь.

Телевизора на даче куратора не было. Обставлена дача внутри была довольно хорошо, но телевизора не было. Они не знали, что его нет по конкретным причинам — телевизор на даче даже старый почему то считался одним из признаков того, что человек живет не по средствам, «оброс имуществом» — а для майора КГБ такой вывод чреват увольнением. Но радио было, и даже хорошее. Отличная германская радиола, на которой можно было ловить короткие и средние волны. Гурген Вахтангович сказал им постоянно слушать радио — и они так и делали. В конце концов, Гурген Вазтангович проходил в конце семидесятых спецподготовку в Балашихе[24] и в случае оккупации должен был стать командиром партизанского отряда на вверенной ему в оперативное обслуживание территории. Уроки сорок первого года были не забыты — и на той земле, на которую хотя бы теоретически может ступить враг — уже должна была быть вся инфраструктура для партизанской войны. Чтобы врагом — служба медом не казалась...

Самое смешное — что Гурген Вахтангович командиром партизанского отряда таки стал. Правда, не совсем такого, какого надо. Партизанского отряда армянских боевиков — террористов на советской территории.

Рано утром — они услышали обращение генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Соломенцева к советскому народу. Поняли только одно — Центр начинает атаку на Армению и на Карабах. В республику вводятся войска. Как было сказано — в связи с нездоровыми проявлениями. Но то, что было для остальных советских людей — нездоровыми проявлениями — для них было национально— освободительной борьбой. А то, что для всех советских людей было наведением порядка — для них было подавлением.

Чувствуете разницу?

Занервничали. Хотя конкретно их это не касалось — все равно занервничали...

Жили они «по часам». Попеременно то один, то другой нес «вахту» в мансарде — там были окна на все стороны, и хорошо было видно, что происходит вокруг. Сейчас — на часах был Александр, единственный не-армянин (по матери, оттого и имя русское) в их компании — но для принятия решения нужны были все!

— Саша! — закричал Левон, нервно тиская автомат, немецкий МР40, в просторечье Шмайссер — иди сюда! Разговор есть!

Саша загремел сапогами. Спускаясь вниз по винтовой лестнице

— Чо?

— Через плечо! — говорили по-русски, по-армянски как-то в голову не приходило — слышал, чего передают?

— Слышал. И чо?

— И чо! Тикать надо, чо! Пробираться надо в Карабах! Там наши.

— А зачем?

— Как зачем! Там наших сейчас убивать будут!

— А мы их здесь убивать будем!

— Погоди — сказал Гарик — а что Гурген скажет? Мы же ему клялись, да!

И в доказательство — показал шрам. Да, клялись...

На этом — была воспитана советская молодежь. С детства — они читали книжки, как революционеры — подпольщики боролись с царскими сатрапами. Как молодогвардейцы — вели подрывную работу против оккупировавших нашу землю фашистов. Все это — подавалось как подвиги, достойные примера. И если борьба с фашизмом действительно была подвигом — то героизируя подпольщиков начала века — власть сама не замечала, как подкладывала мощную мину под существующее государство. Как то тем, кто выпускал в печать воспоминания подпольщиков о том, как они уходя, разрядили Браунинг в дверь, а на следующий день с удивлением прочитали в газетах, что филер убит, а двое городовых ранено, потому что неопытные тульские полицейские сгрудились стадом у двери» — просто не приходило в голову, что кому то, прочитавшему это придет в голову простая и убийственная мысль: если можно было тогда, почему нельзя сейчас? Просто в голову не приходило, понимаете — оценить ситуацию так. Что кто-то из юных армянских подпольщиков — точно так же будет уходя, разряжать пистолет в советских милиционеров. И даже когда полыхнуло в Сумгаите, когда дым из Карабаха почуяли уже в Москве — все равно, такие книги продолжали идти в печать...

И Гарик, показав на шрам — а клялись с кровью, вскрывая вену — напомнил о чем-то, важном, вбитом с детства в голову этим неплохо, в сущности воспитанным пацанам. О нерушимости клятвы.

— Гургена нет. Может, его взяли уже!

— Нет. Нужно проверить...

Спокойный голос Гарика звучал убедительно. Левон поддался

— Да. Ты прав. Брат...

Старшим в их группе был Тимур. Но он уехал и старшего не оставил — рассчитывал что вернется. Сейчас — старшим становился Гарик

— Саня... — сказал он — съезди в город. Найди Гургена. Спроси, как быть дальше. Только будь осторожен...

— Я прикрою! — вскочил Левон

— Не надо. У тебя армянское имя, а у него нет. Может быть, тебя сразу и схватят.