Стальная гвардия - [4]

В один из апрельских дней я узнал, что Самарский губвоенкомат проводит набор добровольцев из рабочих в возрасте от 18 до 40 лет для отправки на фронт. Хотя к тому времени мне еще не было восемнадцати, я с одним из моих ровесников поехал в губвоенкомат. Оба мы были рослые, крепкого телосложения и поэтому не сомневались, что нас возьмут в Красную Армию. И не ошиблись. В помещении военкомата за обшарпанным конторским столом сидел широкоплечий человек в потертой кожаной куртке, записывая подходивших к нему добровольцев. Окинув нас изучающим взглядом, он повернулся к двери в соседнюю комнату и зычно распорядился:

- Эй, Галкин! Принимай пополнение!

Подошел коренастый, с Суровым скуластым лицом красноармеец, записал наши фамилии в свой блокнот и, потребовав утром явиться на место сбора, объявил, что отныне мы - бойцы Самарского рабочего полка, а он, Иван Галкин, - наш отделенный командир.

На следующий день мы на сборном пункте получили военное обмундирование, и наше отделение, в составе которого была в основном не служившая еще в армии молодежь, приступило к строевым занятиям. Вскоре мы получили винтовки и направились на стрельбище, где каждому было выдано по три патрона. Поставили мишени. Командир отделения объяснил, как заряжать винтовку, для чего у нее предназначены мушка и прорезь прицела, а затем вывел нас на линию огня.

Стрельбу я провел плохо, хотя и попал в мишень. Подойдя к ней, Галкин покачал головой и спросил:

- Ты когда-нибудь стрелял?

- Не приходилось, - честно признался я.

Неважно стреляли и другие бойцы. Галкину пришлось тут же снова и снова объяснять нам, как правильно прицеливаться и нажимать на спусковой крючок, разбирать и собирать затвор. Но до самой отправки на фронт мы больше не стреляли, - видимо, экономили патроны. Известно было, что боевые части остро нуждались в боеприпасах, производство которых резко упало из-за потери Советской Республикой ряда крупных патронных заводов. Принимались даже меры по сбору свинца, олова, меди, латуни и налаживанию производства патронов кустарным способом.

В начале апреля наступлением от Уфы в направлении Самары и Симбирска войска Колчака создали угрозу прорыва к Волге. Командование Восточного фронта принимало решительные меры по отражению колчаковских войск. На угрожаемое направление были переброшены части 25-й стрелковой дивизии под командованием уже прославившегося на Восточном фронте В. И. Чапаева, Иваново-Вознесенский и Самарский рабочие полки, а также маршевые пополнения. Под руководством командующего войсками Южной группы Восточного фронта М. В. Фрунзе (1, 4, 5-я и Туркестанская армии) был разработан план контрнаступления и разгрома противника ударом с юга на север по левому флангу его наиболее сильной, Западной армии.

Контрнаступление советских войск началось в конце апреля 1919 года. Мне довелось участвовать в боях под Бугульмой. На всю жизнь запомнился первый бой, в котором я по неопытности, откровенно говоря, натерпелся страху.

Из-за небольшой, поросшей мелким кустарником высотки наш батальон вышел на равнину и, рассыпавшись в цепи, двинулся к деревне, широко разбросанной вдоль берега речки. Там окопались белые. Вначале мы шли шагом, а потом, когда противник открыл огонь, с криком "ура" бросились вперед бегом. Свистели пули, с грохотом рвались снаряды, и мне почему-то казалось, что все они летят на меня. Я тоже кричал во все горло и несся что есть мочи, стараясь не отставать от своего командира отделения, но ни разу не выстрелил, так как не видел противника. Потом, после боя, мне сделал соответствующее внушение Иван Галкин, хотя он и похвалил меня за то, что не струсил.

- В общем, - одобряюще улыбаясь, сказал он, - и то уже хорошо, что бежал вперед, а не назад.

Только к вечеру мы вступили в деревню. Белых там уже не было. Они отступили на восток, в район Бугульмы, откуда 13 мая их выбила 27-я стрелковая дивизия 5-й армии, успешно наступавшая вдоль Волго-Бугульминской железной дороги.

В боях на Восточном фронте я постигал солдатскую науку, закалял волю, вырабатывал выдержку, научился умело вести огонь, маскироваться, действовать штыком и прикладом, - в общем, с помощью своего командира Ивана Галкина стал, как он говорил, полноценным бойцом.

Галкин же, будучи беспартийным, рекомендовал меня на собрании в члены Коммунистической партии, когда проводилась партийная неделя. В партию тогда принимались без кандидатского стажа, как говорилось, испытанные в борьбе за власть Советов рабочие и крестьяне. На собрания приглашались и беспартийные красноармейцы. К их мнению прислушивались. Когда обсуждалась моя кандидатура, поднялся мой командир и высказался примерно так:

- Хотя Ротмистрову Павлу всего восемнадцать лет, но он уже показал себя вполне преданным революции, проявил стойкость в боях за нашу рабоче-крестьянскую власть. К тому же он хороший товарищ, газеты бойцам читает, не курит и махорку отдает тем, кто в ней нуждается, не требуя взамен сахара или другого продукта. В общем, сознательный. Из него получится настоящий большевик, а по грамотности, может быть, и красный командир...